Почему в СССР в 1932-33 годах случился голод, и к каким последствиям он привел? (Первая часть) (Продолжение …)
Множество крестьян сопротивлялись государственному насилию во время коллективизации. Широко распространенными методами стали уход из деревни (бегство в города и промышленные центры, где можно было сменить род деятельности и устроиться на работу) и забой скота. Даже по официальным цифрам, озвученным И.В. Сталиным в отчетном докладе XVII съезду ВКП(б) в январе 1934 г., поголовье лошадей сократилось с 34 млн голов в 1929 г. до 16,6 млн голов в 1933 г. (то есть, в 2 раза), крупного рогатого скота – с 68,1 до 38,6 млн голов (почти в 2 раза), и т. д. Естественно, эти потери тоже крайне отрицательно сказывались на сельском хозяйстве.
Далее, в уже созданных колхозах царили бесхозяйственность, трудовая апатия, злоупотребления руководства. Множество колхозников не желали активно работать, потому что не получали за свой труд достойного вознаграждения, возмущались царившей в колхозах бесхозяйственностью и своей зависимостью от начальства. Поэтому, обычными явлениями в колхозах в начале 1930-х гг. были падеж скота, плохая обработка земли, затянутые сроки выполнения важнейших сельхозкампаний (пахота, сев, уборка), значительные потери урожая и т. п.
Следует добавить, что эпоха «великого перелома» на рубеже 1920-х – 1930-х гг. стала временем разнообразных экспериментов. Здесь и создание колхозов-гигантов и агропромышленных комбинатов, и пропаганда мелкой пахоты, и «хлебный конвейер», и многое другое. Большинство этих экспериментов оказались неудачными и усугубили негативную ситуацию в деревне.
Например, колхозы-гиганты, охватывавшие огромные земельные площади (от 4 до 10 тыс. га и более) с множеством работников, были совершенно нежизнеспособны, так что в скором времени после их создания пришлось эти громоздкие образования разукрупнять.
Все эти неудачные эксперименты дополнительно дезориентировали вовлеченных в колхозы крестьян, усиливали в них недоверие к колхозной системе, порождали сомнения в ее жизнеспособности.
Таким образом, можно сказать, что коллективизации, призванная стимулировать развитие сельского хозяйства, на первых порах сильнейшим образом это хозяйство ослабила, дезорганизовав его и подорвав экономический потенциал.
Наконец, сталинский режим рассматривал колхозы как источник дешевого продовольствия и сырья, о чем свидетельствует сталинское определение коллективных хозяйств как «сдатчиков хлеба [государству]», которое он дал во время своих выступлений в Сибири перед местными партработниками в январе 1928 г. Колхозы должны были выполнять высокие хлебозаготовительные планы.
Причем, в начале 1930-х гг. объемы изымаемого у колхозов и единоличников хлеба были наиболее высокими, а практика изъятия – наиболее жесткой. Не зря исследователи полагают возможным говорить об этой практике как о «хлебозаготовительном беспределе» и «бесчинствах заготовителей». Даже если тот или иной колхоз полностью выполнял хлебозаготовки, он мог быть обложен (и, зачастую так и случалось) «встречными планами», то есть дополнительными заданиями.
Практиковался также «буксир» или «буксирная помощь», когда более мощные колхозы выполняли заготовки за своих менее развитых соседей. Это не только демотивировало колхозников, но и подрывало экономику таких коллективных хозяйств.
Размеры заготовок были высоки. Так, в 1930 г., согласно сводным годовым отчетам 2 399 колхозов Северо-Кавказского края, они отдали государству из собранного урожая 46 % озимой и яровой пшеницы, 55,8 % ржи, 46,4 % ячменя и т. д. (это без учета «встречных планов» и разного рода дополнительных обязательств, вроде продажи части продукции по низким ценам на городских рынках).
В целом, в Северо-Кавказском крае в 1930 г. доля урожая зерновых культур, переданная государству в ходе заготовок, составила 38,1 %, в 1931 г. – 43,9 %, в 1932 г. – уже 51,4 % по отношению к валовому сбору. При столь высоком уровне хлебозаготовок многие колхозы были вынуждены отдавать государству не излишки, но даже семенное зерно, а также хлеб, предназначенный на оплату трудодней колхозников.
Когда из-за засухи случился неурожай, немало коллективных хозяйств собрали мизерное количество зерна. Плюс к этому некоторое количество урожая было потеряно из-за бесхозяйственности или растащено колхозниками, не надеявшимися на то, что им оплатят трудодни, и стремившимся обеспечить свой прожиточный минимум самостоятельно, хотя и противозаконно. В итоге, хлебозаготовители забрали у колхозов максимум произведенной продукции, не оставив зерна даже на посев. Весной 1933 г. государство выдавало колхозам семенную ссуду, компенсируя тем самым собственные «перегибы» при проведении хлебозаготовок.
Представляется возможным констатировать, что коллективизация (вернее, ее деструктивные импульсы) создала условия для голода, а налогово-заготовительная политика вкупе с засухой его спровоцировали.
Что касается голодовок в других странах и государствах мира, то они, конечно, неоднократно имели место. Можно, в частности, упомянуть масштабный голод в Индии в последней четверти XIX в. В начале 1930-х гг. крупные голодовки, сопровождавшиеся высокой смертностью, наблюдались в Польше, на Западной Украине (которая тогда входила в состав Польши), в Румынии, в США, и т. д. Нынешние сталинисты очень любят указывать на эти факт, заявляя, что голод в СССР представлял собой общемировую тенденцию.
С одной стороны, внимание к голоду за рубежом в начале1930-х гг. представляется обоснованным и необходимым, потому что со времен «перестройки» отечественные исследователи неправомерно акцентировали усилия на изучении только нашего голода, в связи с чем у неискушенного читателя могло сложиться мнение, что за границей в это время царил «золотой век; на самом деле, и там хватало проблем.
С другой стороны, сталинистов, как я уже говорил, заботит не истина, а лишь политически мотивированное стремление обелить своего кумира. Указывая на факты голодовок за рубежом, они, тем самым, стремятся оправдать большевистское руководство. Однако, некорректно сравнивать голод в колониях и зависимых странах, эксплуатируемых метрополией, или в капиталистических странах (где, по определению, буржуазия жирела и не обращала внимания на страдания народа), и в СССР, где, вроде бы, народ являлся верховным собственником всех богатств страны. Голодовки за границей не способны снять вину с советского руководства за голод 1932 – 1933 гг.
Надо сказать, что отдельные современные писаки по-прежнему, как и идеологические их вдохновители из 1930-х гг., возлагают вину за голод 1932 – 1933 гг. на неких «врагов народа» или «кулаков», которые, якобы, и устроили это бедствие. Они же утверждают, что советская власть, мол, сурово наказала этих организаторов голода.
Идиотизм (или запредельный цинизм) этих заявлений потрясает. При таком подходе «врагами народа» должны были быть объявлены и Сталин, и Молотов, и многие другие высокопоставленные партийные чиновники, вплоть до краевого (областного) и районного руководства, настаивавшие на безусловном выполнении завышенных хлебозаготовительных планов, на предельном сокращении выдач зерна на трудодни, сажавшие и расстреливавшие представителей колхозной администрации за то, что выдали колхозникам больше зерна в качестве заработной платы, чем дозволялось властью (известный пример, впервые описанный историком Е.Н. Осколковым – расстрел секретаря партийной ячейки станицы Отрадной Тихорецкого района Н.В. Котова и еще ряда лиц за то, что они осмелились выдать на трудодни не 491 гр зерна, как предписывалось, а около 1 кг).
Но, логика не нужна нынешним сталинистам. Еще раз повторюсь – они не ищут истины, они, как и их идейные антагонисты-либералы, всего лишь отстаивают свою политически мотивированную точку зрения и считают, что все средства для этого хороши, в том числе и манипулирование фактами.
Вопрос: Был ли голод следствием проведения насильственной коллективизации? Не загоняли ли таким путем крестьян в колхозы?
В.А. Бондарев: Разумеется, был. Безусловно, творцы коллективизации не ставили перед собой цель устроить голод. Но, как уже говорилось, коллективизация проводилась таким образом, что создала условия для голода.
Относительно использования голода как кнута, чтобы загнать крестьян в колхозы… Источники не позволяют говорить об этом. Конечно, единоличники нередко страдали от голода сильнее, чем колхозники. Ведь, единоличникам в голодавших районах не предоставлялась продовольственная помощь, которая все-таки была оказана колхозникам весной 1933 г., чтобы стимулировать их трудовую активность.
Так, по просьбе М.А. Шолохова Сталин инициировал оправку в Вешенский район 120 тыс. пудов зерна. Для Украины было предусмотрено 80 тыс. тонн, то есть по 3 кг на человека единовременно.
По этому поводу, смутно помнится мне из глубокого детства рассказ моей бабушки о том, как она, будучи колхозницей, во время голода записала в то же коллективное хозяйство свою сестру-единоличницу и тем спасла ее от голодной смерти.
Добавлю, что, хоть единоличники не получали продовольственную помощь, семенная ссуда была им выделена весной 1933 г., перед посевной. Ранее считалось, что такой помощи единоличники не получали, но мне удалось обнаружить в Государственном архиве Ростовской области (ГАРО) документы о предоставлении некооперированным крестьянам Северо-Кавказского края определенных объемов семенного зерна. Очевидно, в данном случае, государственные мужи здраво рассудили, что, хоть единоличники и не вступают в колхозы, но также облагаются хлебопоставками, в связи с чем необходимо обеспечить им условия для посевной.
С другой стороны, нельзя сказать, что колхозники были в привилегированном положении в сравнении с единоличниками. Немало единоличников даже считали, что находятся в лучшем положении, чем колхозники, что последние отличаются ущербным социальным статусом.
Например, единоличники Ставрополья объясняли свое нежелание вступать в колхозы тем, что представители власти заставляют колхозников пахать на коровах, что колхозники вынуждены за бесценок сдавать крупный рогатый скот из своих хозяйств в колхоз, и т. п.
Что касается продовольственной помощи, то далеко не все колхозники ее получили, так что кубанские единоличники заявляли в 1934 г., что в 1932 – 1933 гг. «одинаково умирали от голода и колхозник, и единоличник». Функция «убеждения примером», которая возлагалась на колхозы, в начале 1930-х гг. работала далеко не всегда.
Более того, 1933 – середина 1934 г. являются временем некоего расцвета единоличного крестьянства, неким «золотым веком» единоличников. Я не один раз писал в своих работах о том, что в данное время единоличный сектор южно-российской деревни настолько окреп, что, в ряде случаев, колхозники даже подавали заявления на выход из колхозов, насмотревшись на хорошую жизнь преуспевающих единоличников.
В конце концов, с лета 1934 г. сталинский режим развернул новое наступление на единоличников, используя налоговое и административное давление. После этого численность единоличников стремительно сократилась, хотя и в конце 1930-х гг. немногочисленные их хозяйства еще сохранялись на Юге России, особенно в тех районах, природно-экономические условия которых благоприятствовали некооперированным крестьянам.
Так, в 1940 г. в Северском районе Краснодарского края насчитывалось 336 единоличных хозяйств или 4 % от общего числа крестьянских хозяйств района: это был самый высокий удельный вес единоличников по всем районам Краснодарского края. Это потому, что здесь основными отраслями сельского хозяйства являлись табаководство, садоводство и огородничество и можно было бесперебойно продавать овощи и фрукты жителям рабочих поселков, получая очень неплохие доходы.
Поэтому, нельзя утверждать, что партийно-советское руководство использовало голод как стимулятор коллективизации. Еще раз подчеркну, что голод 1932 – 1933 гг. никоим образом не был спланированной акцией большевиков. Да, он стал результатом аграрной политики сталинского режима, но результатом непредвиденным. Обвинять представителей власти в целенаправленном уничтожении голодом населения собственного государства безосновательно (хотя подобные обвинения раздавались уже в 1930-х гг.: я не раз натыкался в источниках на высказывания крестьян, что, якобы, Сталин велел выморить голодом столько-то сельских жителей, а столько-то оставить в живых).
Вопрос: Не стала ли одной из причин голода проводимая в те годы индустриализация? Считается, что для приобретения зарубежного оборудования для заводов и электростанций за границу продавалось зерно. А зерно это в тот год изымалось у крестьян путем чрезмерно высокой нормы хлебозаготовок. В итоге образовавшийся дефицит продовольствия и привел к голоду. Так ли это?
Одновременно хотелось бы уточнить вопрос – а продавалось ли тогда зерно за границу? Некоторые историки утверждают, что нет документов, подтверждающих такую продажу. Соответствует ли это действительности?
В.А. Бондарев: Я не знаю специалистов, которые стали бы такое утверждать. Очевидно, это заявляют нынешние так называемые «исследователи» из лагеря сталинистов, читать опусы которых и спорить с которыми у меня нет ни малейшего желания, поскольку это люди ангажированные, заинтересованные в возвеличивании Сталина и его режима. Истина их не интересует, они (как, впрочем, и либералы из противоположного лагеря) весьма вольно обходятся с фактами.
Прекрасно известно, что зерно вывозилось за границу. Экспорт этот был необходим, обусловлен потребностями развития Советского Союза. Путем продажи пшеницы СССР получал жизненно необходимую нашей стране валюту, которая тратилась на осуществление индустриализации. На валюту приобретались механизмы и технологии, нанимались заграничные специалисты. Историк В.В. Кондрашин в этой связи справедливо замечает, что «непосредственная связь между коллективизацией, принудительными хлебозаготовками и зерновым экспортом, осуществлявшимся…в интересах индустриализации, очевидна».
Однако, когда в 1932 г. на Юге России и, в частности, на Кубани, был собран не столь высокий урожай, как ожидалось, Сталин потребовал выполнить планы хлебозаготовок во что бы то ни стало, дабы не срывать планы экспорта. Это также стало одним из важных факторов голода.
Давно известны и цифры зернового экспорта. Так, один из крупнейших отечественных историков-аграрников В.П.Данилов отмечал, что в 1930 г. в СССР было собрано 835 млн центнеров хлеба, из которых на экспорт ушло 48,4 млн центнеров, в 1931 г. – 695 (51,8) млн центнеров, в 1932 г. – 699 (18) млн центнеров. По его же подсчетам, отказ от экспорта в 1932 г. позволил бы прокормить 7 млн человек и тем спасти от голодной смерти множество людей
