Империя товарища Кабакова: часть III — преступление и наказание

Здание редакции газеты «Уральский рабочий» и памятник Я.М. Свердлову. Свердловск. 1935 г.

В прошлых частях мы познакомились с Иваном Дмитриевичем Кабаковым и его братией. Будучи главой Свердловской области, он превратил подконтрольный район в личную вотчину, протащив на руководящие посты своих приятелей, которые, как и сам Кабаков, не отличались техническим образованием для эффективного претворения политики индустриализации региона. Вместо этого они активно разворовывали бюджет, который тратили на барскую жизнь себя любимых, усугубляя социальное расслоение, срывая планы индустриализации региона, выстраивая собственный культ личности — по сути, создавали собственную «Империю» внутри страны.

Конечно, «имперские подданные» были недовольны происходящим. Некоторые из них предпринимали попытки противодействовать зажравшимся чиновникам, но без особого успеха. Заслуженная кара постигла их только в 1937 году в результате Большого террора.

Империя Товарища Кабакова: смутьяны Уральской Империи и столичные ревизоры

Пьянство и разврат зазнавшихся аппаратчиков, часто доводили их до милиции. То за руль кто-нибудь сядет в нетрезвом виде, то поступают угрозы и начинается шантаж в отношении подчинённых. Однако местная милиция точно также была повязана с чиновниками, а потому многочисленным делам так и не дали ход. Например, если сотрудники пытались расследовать дела в отношении незаконного перевода средств в хозупры или привлечь к ответственности за неудовлетворительное обеспечение рабочих пищей:

Участвовавший в этих попойках и получавший свою долю продуктов районный прокурор М.В. Шишкин тщательно следил за тем, чтобы в отношении проворовавшегося местного начальства не началось уголовное преследование, а начатое – не было доведено до конца. Работники милиции Жданов и Лыков, предпринявшие было расследование деяний Савина [секретарь райкома партии] и Шабаршина [председатель райисполкома], были строго предупреждены прокурором, что без санкции областных властных инстанций они не имеют права возбуждать уголовные дела в отношении секретаря райкома и председателя райисполкома. Когда завхоз райисполкома и конюхи были вызваны в милицию и дали там показания о взятом в колхозе хлебе, то спустя неделю были уволены с работы.

***
Пытался бороться с местными порядками лишь начальник райотдела милиции Гоголин, поддерживаемый редакцией местной газеты «За большевистские темпы». Он установил, каким образом заводское руководство использовало столовую для самоснабжения, какие махинации там проделывались. Милицией совместно с редакцией газеты была сформирована бригада рабочего контроля, которая должна была изучить состояние столовой.

Директор завода Сергеев среагировал на это весьма болезненно: доложил секретарю райкома И.В. Малафееву о том, что начальник милиции собирает дискредитирующие его, Сергеева, и секретаря заводского парткома Оборина материалы. Обеспокоенное бюро райкома поручило Малафееву обратиться в Свердловский обком ВКП(б) и к начальнику областного управления НКВД И.Ф. Решетову об отзыве с работы Гоголина.

Последний не сдавался и 9 мая 1935 года сделал доклад на бюро райкома о результатах проверки работы столовой ИТР. По итогам доклада бюро райкома сформировало свою комиссию во главе с членом бюро Богомоловым (который получал посылки от Сергеева). Комиссия к работе не приступила, а вот назойливого Гоголина районному начальству удалось из Полевского выжить.

Бронеавтомобили и тракторы, задействованные в праздничных мероприятиях на Площади 1905 года. Свердловск. 1930-е гг.

Как мы помним, бюрократы выстроили ореол непререкаемых авторитетов, угрожая строптивым исключением из партии и тому подобным. Свои люди на руководящих постах требовались Кабакову и его шайке ради коррупционных махинаций, а потому они до последнего пытались защищать верных себе аппаратчиков, в крайнем случае увольняя их с прежнего места работы и восстанавливая в должности уже в другом районе. Чаще всего, если на очередных выборах ставленник Кабакова терпел неудачу, избиркомы фиксировали даже малейшее нарушение избирательного процесса, дабы аннулировать результаты голосования и переголосовать заново, пока не будет достигнут нужный результат.

В своей книге Сушков приводит множество подобных случаев, однако мы остановимся лишь на двух наиболее показательных, дабы проследить, как в кабинеты пропихивали лояльных людей и как исключали оттуда неблагонадёжных.

Выборы по-советски

Показателен пример Николая Никитовича Мизенко, ещё одного приближённого Кабакова, который покрывал проворовавшихся в Свердловске чиновников:

На руководство Свердловским промкомбинатом зампред горсовета поставил своего брата – В.С. Корнева. Последний распоряжался продукцией промкомбината как собственной, причинив государству убыток за период своего руководства на сумму свыше 1 миллиона рублей, присвоил себе почти на 15 тысяч рублей продукции и денег промкомбината. Помимо брата на этот комбинат зампред горсовета пристроил свою жену, и также не на рядовую должность – директором игрушечной мастерской. Мастерская работала плохо, но её директор позволяла себе по нескольку недель безо всяких причин не появляться на работе.

***
Когда областная прокуратура всё же заинтересовалась положением дел в промкомбинате, в надзорном ведомстве раздался телефонный звонок. «На каком основании Вы ведёте следствие по делу промкомбината, тогда как нет постановления горсовета об отдаче под суд Корнева», – напустился на следователя Герасимовича председатель горсовета Николай Никитович Мизенко.

Н.Н. Мизенко, председатель Свердловского горсовета депутатов трудящихся.

И.А. Кормилов, заведующий отделом Свердловского горкома ВКП(б).

В конечном счёте, Корнева пришлось сместить с поста, однако Кабаков не бросил доверенного человека и пристроил его на «тёплое место» — заместителем начальника строительства турбинного завода.

Самого Мизенко должны были делегировать на Свердловскую городскую партконференцию от Ленинской районной парторганизации г. Свердловска. Однако, несмотря на всю подготовку, его кандидатуру отмели ещё на стадии списков для голосования. Секретарь горкома Кузнецов не растерялся и в срочном порядке перебросил его на другую районную партконференцию. Там подготовились более основательно: местным делегатам прямо говорили о том, за кого следует проголосовать, и что указ поступил из самых высших инстанций. Изо всех сил старался заведующий партийным отделом кадров Кормилов, но снова безуспешно. Делегаты проголосовали против.

На этот раз Кузнецов обратился к Коссову, потребовав продвинуть его на партконференцию в Сталинском районе. Сам Кузнецов вместе с Кормиловым лично приехал на конференцию, дабы убедить проголосовать за Мизенко. Состоялась по-настоящему комическая беседа с делегатами-скептиками, где Кузнецов обращался к библейским сценам:

..почему горком упорно выдвигает кандидатуру, которую завалили на других партконференциях? «Мы хотели узнать мнение о нём на всех конференциях», – нашёлся что ответить секретарь горкома. А председатель горсовета счёл предпринятые усилия недостаточными. «Руководители горкома партии большевика не смогли защитить на конференции», – не скрывал он своей досады. В другой раз применительно к своей ситуации вспомнил о библейском сюжете, как апостол Пётр отрёкся от Иисуса Христа.

Столь грубое протаскивание кандидата уже на третью партконференцию стало достоянием общественности. Об этом написали в «Правде», а об отставке Мизенко заговорил уполномоченный комиссии партийного контроля Константин Иванович Бухарин. Однако с ним не спешили расставаться под тем предлогом, что его просто некем заменить. На разгромную статью относительно его персоны кабаковцы ответили крайне жёстко, в конечном итоге отбрехавшись общими словами, мол, к сведению замечания приняты, но своей вины не признаём и Мизенко не отдадим.

Театр оперы и балета им. Луначарского в праздничном оформлении в связи с празднованием XX годовщины Октябрьской социалистической революции. Свердловск. 1937 г.

Однако скандал замять полностью уже не удавалось, так что на его место взяли его же зама, ибо он не столь сильно мозолил глаза партийному контролю. В составе бюро горкома ВКП(б) Мизенко оставили, отправили отдыхать на курорт и… принялись готовить для него кресло директора Верх-Исетского завода имени Кабакова. На своей новой должности он проработал до 1937 года, пока за него не взялись центральные власти. Стоит отметить, что скандал с Мизенко получил столь широкую огласку как раз за свою редкость — ранее Кабаков успешно протаскивал своих людей на партконференции без серьёзного сопротивления со стороны прочих делегатов.

«Дело ВИЗовского бунтаря»

М.Ф. Григорьев, секретарь парткома Верх-Исетского металлургического завода.

Второй секретарь Свердловского обкома ВКП(б) К.Ф. Пшеницын.

Н.А. Узюков, заведующий отделом пропаганды и агитации Свердловского обкома ВКП(б), член бюро обкома партии.

Другой показательный случай возник с Максимом Фёдоровичем Григорьевым, секретарём парткома металлургического завода имени Кабакова. Этот человек не боялся высказывать свою точку зрения и часто спорил на собраниях к неудовольствию местного начальства. На одном из собраний, посвященном политической работе, Григорьева упрекнули в том, что в мартеновском цехе долгое время не выпускали агитационную стенгазету, что спровоцировало спор.

Несмотря на успешное выполнение плановых показателей (что является более серьёзным критерием в оценке работы цеха, нежели наличие или отсутствие стенгазеты), обкомовец Пшеницын, оппонирующий Григорьеву, крепко зацепился за этот факт, развернув горячую полемику при поддержке Узюкова. Впрочем, Максим Фёдорович вышел из неравной схватки с кабаковскими бюрократами «победителем», закончив речь и вернувшись на своё место.

В глазах Ивана Дмитревича Кабакова этот случай стал выдающимся и крайне опасным прецедентом. На посту секретаря парткома находится неблагонадёжный элемент, с которым стали бороться самым решительным образом — исключением из партии. Кабаков потребовал от своих ставленников держать «зазнавшихся» подчинённых в узде, а те и рады были стараться. Вскоре, было созвано собрание:

«Реплики, которые давал секретарь обкома партии товарищ Пшеницын, они были совершенно правильные реплики, которые давали направление, учат каждого секретаря парткома и секретаря райкома. Товарищ Узюков ничего плохого не сделал, когда дал реплику. Я считаю, что поведение товарища Григорьева не только не заслуживает звания секретаря парткома, но и члена партии».

***
«Секретарь парткома ВИЗа [Верх-Исетский завод] т. Григорьев самоустранился от руководства агитколлективом, подбором агитаторов не занимался, агитаторы во многих случаях не соответствуют предъявленным к ним требованиям…». Не позабыли вставить «ключевое» обвинение: «…в течение шести месяцев в мартеновском цехе не выходила стенгазета».

Чтобы сохранить лицо, Григорьев решил уйти самостоятельно, однако этот вариант не устраивал кабаковцев — требовался разгромный показательный процесс. Отчётное собрание пытались провести как можно быстрее, дабы тот не успел подготовиться должным образом. На собрании Григорьев начал с самобичевания, пытаясь смягчить удар. Однако, к удивлению всех сторон конфликта, заводские коммунисты не вспоминали, да и понятия не имели об этом споре, положительно высказываясь о деятельности Григорьева на посту секретаря парткома. Как ни пытались лояльные Кабакову чиновники в своих речах жонглировать фактами и на ходу выдумывать новые обвинения, собрание сочло работу парткома удовлетворительным.

Ф.И. Могиленских, инженер, секретарь парткома Верх-Исетского металлургического завода. После «антикабаковского пленума» стал открыто свидетельствовать против старых хозяев, не забыв и скандал с Григорьевым.

Тогда кабаковцы приняли решение признать Григорьева неспособным выполнять свои обязанности по состоянию здоровья. Первоначально он сам противился этому требованию, но, поняв, что поддержки у него уже не осталось — согласился. После этого «больного» попытались сплавить в ряды Красной Армии. Нового секретаря парткома рабочие не признавали и требовали возвращения Григорьева, особенно когда по итогам февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б) 1937 года в Свердловске был созван городской партийный актив. Кормилов с санкции Кузнецова решил «раскрыть карты» в ответ на задаваемые визовцами вопросы об истинных причинах отставки Григорьева.

Леопольд Леонидович Авербах, первый секретарь Орджоникидзевского райкома ВКП(б) в Свердловске.

Абрам Яковлевич Столяр, сменивший Кабакова на посту первого секретаря Свердловского обкома. Занимался очисткой бюрократического аппарата от ставленников Кабакова.

Чиновники неумело вели переговоры с заводскими, всё сильнее испытывая терпение рабочих. Вскоре им пришлось пойти на уступки, вопрос о возвращении Григорьева на пост, казалось бы, почти решился. Тогда Кабаков и вовсе решил подвести Григорьева под политическую статью, не оставляя оппоненту ни единого шанса. Он лично прибыл на завод, чтобы раз и навсегда погасить очаг внутрипартийной демократии. Григорьеву предъявили, что он работал с «врагом народа» Леопольдом Леонидовичем Авербахом, арестованным 4 апреля 1937 года в качестве человека, входящего в число близких родственников бывшего Наркома внутренних дел Генриха Ягоды. Тот факт, что каких-либо связей между этими двумя людьми не было с октября 1935 года, не смутил Ивана Дмитриевича Кабакова, которому можно было предъявить аналогичные обвинения.

Шла весна 1937 года. Кабакова и его ставленников уже друг за другом выдёргивали в Москву для беседы с серьёзными людьми. Однако своим обвинением он все же сумел попортить Григорьеву жизнь. Хотя тот и стал ценным свидетелем во время «антикабаковского» пленума, его так и не восстановили в должности. Малейшие подозрения в отношении бывших кабаковских кадров были основанием для снятия со всех постов.

В дальнейшем он работал преподавателем истории в машиностроительном техникуме, но год спустя вновь вернулся на партийную работу в отдел местной контрольной комиссии в обкоме. Получив направление в ВУЗ, поступил во Всесоюзную промышленную академию Народного комиссариата цветной металлургии СССР, но не доучился из-за её расформирования и к началу 1941 года вновь вернулся к партийной работе на должности секретаря партбюро завода «Металлист». Во время войны его по собственному желанию отправили на передовую. Максим Фёдорович Григорьев погиб 23 августа 1941 года в боях за Великие Луки.