В Тираспольской крепости, куда был заключен Раевский во время следствия по его делу, он написал стихотворение «К друзьям». В этом стихотворении, предвидя, что ему предстоит ссылка в Сибирь, где он будет «влачить жизнь» «в жилье тунгуса иль бурята», поэт обращается к Пушкину со стихами, так читающимися в первой редакции послания:
Но пусть счастливейший певец,
Любимец муз и Аполлона,
Сей новый берег Ахерона,
Теней жилище воспоет!
Сковала грудь мою, как лед,
Уже темничная зараза.
Холодный узник отдает
Тебе сей лавр, певец Кавказа!
Коснись струнам, и Аполлон,
Оставя берег Альбиона,
Тебя, о юный Амфион,
Украсит лаврами Бейрона.
Воспой те дни, когда в цепях
Лежала наглая обида,
Когда порок, как бледный страх,
Боялся собственного вида.
Воспой величие царей,
Их благость должную к народу,
В десницах их его свободу
И право личное людей.
Воспой простые предков нравы,
Отчизны нашей век златой,
Природы дикой и святой
И прав естественных уставы.
Быть может смелый голос твой
Дойдет до кесаря молвою,
Быть может с кротостью святою
Он бросит не суровый взор
На мой ужасный приговор
И примирит меня с судьбою.
Быть может кончен жребий мой.
В этом призыве к Пушкину стать гражданским поэтом, поэтом-патриотом, замечательно перечисление тем, на которые должна отозваться поэзия Пушкина. Это перечисление заставляет вспомнить позднейшее признание Раевского: «В 1816 году мы возвратились из-за границы в свои пределы. В Париже я не был, следовательно, многого не видал; но только суждения, рассказы поселили во мне новые понятия; я начал искать книг, читать, учить то, что прежде не входило в голову мою, хотя бы „Esprit des lois“ Монтескье. „Contrat social“ Руссо я вытвердил как азбуку»
Пушкин не оставил без ответа эти обращения к нему. В записной книжке поэта, которая заполнялась на юге (так называемая «отрешковская тетрадь»), на л. 48 имеется набросок стихов:
Не даром ты ко мне воззвал
Из глубины глухой темницы, а под ними, на этом же листе, находится написанный тогда же черновой текст стихотворения, занимающий еще одну страницу (л. 48 об.):
Не тем горжусь я, мой певец,
Что [привлекать] умел стихами
[Вниманье] [пламенных] [сердец],
Играя смехом и слезами,
Не тем горжусь, что иногда
Мои коварные напевы
Смиряли в мыслях юной девы
Волненье страха <и> стыда,
Не тем, что у столба сатиры
Разврат и злобу я казнил,
И что грозящий голос лиры
Неправду в ужас приводил,
Что непреклонным вдохновеньем
И бурной юностью моей
И страстью воли и гоненьем
Я стал известен меж людей —
Иная, [высшая] [награда]
Была мне роком суждена —
[Самолюбивых дум отрада!
Мечтанья суетного сна!…]
Первый набросок в два стиха, как уже указано, несомненно, относится к Раевскому, являясь ответом на стихи последнего к Пушкину в послании «К друзьям в Кишинев».
