“Серый кардинал” красной империи. 120 лет со дня рождения Михаила Суслова
При жизни его по праву считали главным идеологом брежневского СССР. Вскоре после смерти, в разгар губительной перестройки, его сочли виновником застоя в марксистской идеологии. Сразу после распада Советского Союза называли главным “гонителем творческой интеллигенции”. А в наши дни почти забыли — говоря про советскую эпоху после Сталина, вспоминают имена Хрущева, Брежнева, Андропова, Горбачева… Имя же Михаила Суслова все больше уходит в глубь веков и тень забвения.
По комсомольской путевке…
У главного позднесоветского идеолога было эталонное с точки зрения его эпохи происхождение — сын бедного крестьянина. Михаил Андреевич Суслов родился 21 ноября (нового стиля) 1902 года в селе Шаховское Хвалынского уезда Саратовской губернии, сегодня это Павловский район Ульяновской области. Отец Михаила, Андрей Суслов, был беден. Не имея своей лошади, вынужденно занимался отхожим промыслом — работал вдали от семьи по всей большой империи то разнорабочим на нефтяных промыслах в Баку, то плотником в Архангельске.
Не удивительно, что Суслов-отец сразу поддержал социалистическую революцию, уже в 1919 году вступил в партию большевиков и следующее десятилетие, до самой смерти, работал в местном совете. Явно по примеру отца юный Михаил Суслов в 16 лет стал активистом комбеда, комитета бедноты — так в годы военного коммунизма на пике Гражданской войны назывались первичные органы власти в сельской местности, совмещавшие в себе функции местных советов и продотрядов, снабжавших хлебом голодающие города.
В 1920 году Михаил Суслов вступает в комсомол (объединение молодежи при партии большевиков), а в следующем году — и в саму правящую партию, только что победившую в жестокой Гражданской войне. Отныне и на долгие 60 с лишним лет он стал товарищем Сусловым.
Заметим, что именно в то время, в эпоху кровавой междоусобицы, являться и членом комбеда, и комсомольцем, и членом ВКП(б) было весьма небезопасно. Работа в этих организациях тогда не сулила легкой жизни, а карьера могла быть хотя и скорой, но смертельной. Юный товарищ Суслов явно выбирал жизненный путь согласно убеждениям — сказались и пример отца и собственно нелегкий пример жизни бедной крестьянской семьи в деревне начала XX века.
Основы убеждений “твердокаменного большевика” Михаил Суслов сохранит на всю долгую жизнь. В последующие десятилетия хотя и будет “колебаться с линией партии” (впрочем, во много он сам и будет определять ту генеральную линию), но навсегда сохранит аскетичную мораль и образ жизни коммунистов первых послереволюционных лет. Отмечая выдающийся консерватизм Суслова в брежневскую эпоху, даже его недоброжелатели признают за ним личную честность и нетривиальный для позднего СССР аскетизм.
Но все это в будущем. Пока же повторим — век назад, на начало 20-х годов XX века, у товарища Суслова эталонное социальное происхождение: член партии из крестьян-бедняков. И это предопределило его дальнейшую жизнь — 20-летнего Михаила отправляют по комсомольской путевке на учебу в столицу.
Советская власть тогда ограничила поступление в вузы представителей прежних привилегированных классов, бывшего дворянства, купечества, интеллигенции, но широко распахнула двери для учебы массам бедных пролетариев и крестьян. Сначала деревенский парень Миша Суслов учился в Пречистенском рабфаке (рабочий факультет — так именовали курсы для подготовки рабочих и крестьян к поступлению в высшие учебные заведения), а через три года успешно поступил в Московский институт народного хозяйства, в наши дни это престижный Российский экономический университет имени Г.В. Плеханова.
“Город Солнца” Михаила Суслова
Товарищ Суслов оказался не только сельским политактивистом — студентом он стал прилежным и очень старательным, даже упорным. Высокую работоспособность, усидчивость, методичность и пунктуальность — эти его черты будут в дальнейшем отмечать все очевидцы. Так что учился Михаил хорошо, даже блестяще. В 1928 году он успешно закончил Плехановский институт и продолжил образование в аспирантуре Института экономики Коммунистической академии (на тот момент то был главный в СССР вуз и ведущий научно-исследовательский институт в области гуманитарных знаний).
Одновременно с учебой в аспирантуре Михаил Суслов преподавал политическую экономию в Московском государственном университете и Промышленной академии. То есть среди студентов, внимавших лекциям молодого аспиранта Суслова, были и Никита Хрущев, будущий глава Советского Союза, и Надежда Аллилуева, жена Сталина.
Словом, в силу социального происхождения, революционного задора и блестящего образования товарищ Суслов оказался среди политической элиты той эпохи. Заметим, что образование его действительно было блестящим — Михаил Андреевич почти десятилетие упорно учился в лучших столичных вузах своего времени в эпоху, когда более половины взрослых обитателей страны были еще неграмотны.
Отметим и такой момент — в годы учебы Суслов увлекся собиранием книг, из скудной стипендии и скромной зарплаты выкраивая деньги, чтобы на московских барахолках покупать в том числе и старые, дореволюционные книги. Всю жизнь он хранил в личной библиотеке скоромную брошюру, напечатанную 1906 году, — первое на русском языке издание Civitas Solis Томмазо Кампанеллы.
Созданная в XVII веке социальная утопия о справедливом и строгом Городе Солнца, обществе, где всем обеспечена аскетичная, но сытая жизнь, — этот идеал явно соответствовал вкусам сына бедной крестьянской семьи из Поволжья. Постреволюционная Москва, столица нового социалистического государства, уже вступившего в эпоху насильственной коллективизации и форсированной индустриализации, для Михаила Суслова и была тем самым земным воплощением Города Солнца.
Вскоре судьба заставит героя нашего рассказа поучаствовать в строительстве советского Civitas Solis не только теоретически, но и на практике. По легенде, началу государственной карьеры товарища Суслова способствовал случай — Иосиф Сталин, работая над очередной статьей, никак не мог отыскать нужную цитату то ли Маркса, то ли Ленина. И тут Лев Мехлис, редактор главной партийной газеты “Правда” и бывший личный секретарь Сталина, вспомнил о Суслове, которого знал по совместной учебе в Коммунистической академии. Мехлис был в курсе, что методичный и въедливый Михаил много лет выписывал и систематизировал в дневниках и на отдельных карточках мысли классиков марксизма (впрочем, не только марксизма — в его обширной картотеке были собраны тысячи карточек с изречениями Герцена, Гоголя, Добролюбова, Белинского, Льва Толстого, Гете, Шиллера и многих других литераторов). При помощи Суслова нужная Сталину цитата отыскалась, а Михаил стал лично известен главному советскому вождю.
Так или иначе, но с 1931 года Михаил Суслов заканчивает с учебой и наукой, перейдя на работу в аппарат Центральной контрольной комиссии ВКП(б) и Народного комиссариата Рабоче-крестьянской инспекции. Чтобы нашему современнику стало понятнее — в ту эпоху эти структуры выполняли функции отчасти прокуратуры, отчасти аудита и Счетной палаты.
“Был в кожанке и кожаной фуражке…”
Останься Суслов в Институте экономики, и был бы он профессором, даже академиком. Он и хотел дальше учиться — в 1936 году, параллельно работе, становится слушателем Экономического института Красной профессуры (еще одного ведущего вуза той эпохи). Но судьба распорядилась иначе, профессором товарищ Суслов не стал — спустя пять лет работы в контрольных органах, в 1937 году, он попадает на первую ступень высшей правящей иерархии той эпохи. Ведь разгар политических репрессий — это еще и масса освободившихся вакансий среди высокопоставленных чиновников. Михаила Суслова назначают третьим секретарем Ростовского областного комитета правящей партии большевиков (на языке нашей эпохи — он становится вторым замом губернатора).
Ростовская область — одна из важнейших на Северном Кавказе. Для Суслова, отличавшегося работоспособностью и методичностью, она становится началом большой государственной карьеры. В феврале 1939 года его назначают первым секретарем Орджоникидзевского крайкома ВКП(б), то есть главой обширного Ставропольского края.
На этой высокой должности Суслов встретит начало Великой Отечественной войны. К 1942 году Ставрополье, казалось бы, далекое от западных границ СССР, станет полем боя, а первый секретарь крайкома станет членом военного совета Северной группы войск Закавказского фронта и начальником краевого штаба партизанского движения.
Конец 1942 и начало 1943 года Михаил Суслов провел фактически на фронте. Судя по многочисленным воспоминаниям, в том числе опубликованным уже в наши дни, член военного совета и начштаба партизан по тылам не отсиживался — в самые критические дни германского наступления на Кавказе побывал едва ли не во всех ключевых пунктах, воинских частях и партизанских базах.
“Запомнилось, что он почему-то был в кожанке и кожаной фуражке со звездочкой. Суровый, страшный, очки его зловеще блестели…” –— таким уже в наши дни вспоминал Суслова боец партизанского отряда Петр Рудягин. Суслов прибыл к партизанам станицы Червленой верхом на коне. Примечательно, что, по воспоминаниям Рудягина, даже много десятилетий спустя после Великой Отечественной войны Суслов, уже всесильный член кремлевского Политбюро, старался помогать бывшим партизанам, всегда отвечая на их жалобы и просьбы.
Еще примечательный факт — сразу после освобождения от немцев Орджоникидзевский край переименовали в Ставропольский, а городу Ставрополю, с 1935 года носившему имя Ворошиловск, вернули прежнее историческое название. Без участия Михаила Суслова в этом деле явно не обошлось. Впрочем, как не обошлась без него и депортация карачаевцев, когда с территории края в Казахстан и Киргизию выселили почти 70 тыс. человек.
Суслов вполне одобрял жесткие и жестокие методы той эпохи. “Сейчас особенно важно усилить охрану социалистической собственности и беспощадно расправляться с жуликами, ворами и другими пособниками немецким оккупантам, которые посягают на основу колхозного строя…” — из выступления первого секретаря крайкома Суслова вскоре после освобождения Ставропольщины от врага.
От Сталина до Брежнева
В конце 1944 года Суслова отправляют с Кавказа в Прибалтику — он становится председателем особого Бюро ЦК ВКП(б) по Литве, возглавив всю нелегкую борьбу с “Лесными братьями” и строительство социализма в этой республике, лишь перед самой войной присоединенной к СССР. По мнению высших обитателей Кремля, со столь непростой задачей Суслов справляется, и через полтора года его переводят на самый верх, как тогда говорили — “в аппарат ЦК” (аналог нашей эпохи — администрация президента).
С апреля 1946 года он возглавляет отдел внешней политики ЦК ВКП(б), а с мая следующего занимает пост секретаря ЦК, Центрального комитета единственной правящей партии. Это уже самый высший уровень — отныне Михаил Суслов регулярно встречается с самим Сталиным, с его ближайшими соратниками (Ждановым, Маленковым, Берией и пр.) и с руководителями коммунистических партий зарубежных стран.
Осенью следующего 1947 года именно Суслов назначен начальником Управления пропаганды и агитации ЦК КПСС — то есть становится главным практическим идеологом советской страны. На этом посту ему довелось решать и некоторые нетривиальные задачи, связанные с идеологическим противоборством в самом начале холодной войны. Например, в апреле 1948 года Суслову пришлось заняться работой с французской фирмой грамзаписи “Шан дю монд” (Le chant du monde, буквально — “Песни мира”). В итоге связанное с французской компартией коммерческое предприятие стало крупнейшим и успешным распространителем советской музыки в Европе — эта формально не идеологическая сфера была так же важна в рамках “холодного” противостояния двух миров, капиталистического и социалистического.
Секрет стремительной карьеры товарища Суслова в сущности прост — сочетание нескольких важных в ту эпоху факторов: безупречное для СССР социальное происхождение из бедных крестьян, великолепное для его поколения образование, успешный опыт практической работы в самых трудных условиях, ну и, конечно, такие личностные черты, как тщательная исполнительность, упорство и методичность. Суслов явно отличный бюрократический работник, эффективный и безотказный исполнитель, в то же время способный вовремя проявить недюжинный интеллект, личную храбрость и инициативу.
Накануне смерти Сталина товарищ Суслов некоторое время работает на должности главного редактора газеты “Правда” (первого СМИ советской державы), а осенью 1952 года избирается членом Президиума ЦК КПСС. Член Президиума — это уже не просто высшая номенклатура, это высшие из высших. Выше 50-летнего Суслова отныне только самые первые вожди СССР.
Как опытный бюрократ и хитрый политик, герой нашего рассказа вполне благополучно пережил все пертурбации в кремлевских верхах, начавшиеся после смерти Сталина. И при Хрущеве он сохраняет свой аппаратный вес, некоторое время возглавляет Комиссию по иностранным делам Верховного Совета СССР. В 1956 году, во время кровавого венгерского мятежа, именно Михаил Суслов будет среди советских руководителей и военачальников, прилетевших в Будапешт и принявших решение о вводе наших войск в Венгрию. Во многом благодаря Суслову эта страна Центральной Европы тогда останется в сфере влияния СССР.
К началу 60-х годов минувшего века Михаил Андреевич среди первой дюжины высших руководителей Советского Союза. Одним из трех-четырех самых высших он по праву становится осенью 1964 года, когда вместе с Брежневым окажется ведущим участником смещения Хрущева.
Именно Суслов подготовил и зачитал Никите Сергеевичу обвинения от имени партии в “нарушении ленинских принципов руководства”, в “поощрении подхалимов” и семейственности (Хрущев сделал членом ЦК своего зятя), в “саморекламе” и “апломбе вместо внешней политики”. Именно Суслов потом публично на Пленуме правящей партии зачитал заявление об отставке Хрущева.
С того октября 1964 года и до самой смерти товарищ Суслов стал одним из бесспорных лидеров СССР, войдя в самый узкий круг правителей, всегда стоявших на трибуне Мавзолея рядом с первым лицом страны.
“Суслова никто ни разу не уличил в получении подношений…”
На протяжении десятилетий Михаил Суслов по праву считался главным идеологом СССР, с самых вершин власти курируя все идеологические вопросы — от взаимоотношений с зарубежными политическими партиями до сфер культуры и спорта. Газеты, радио, телевидение и кинематограф, Политуправление Советской армии, система образования — все это и многое другое управлялось из сусловского кабинета в доме №4 на Старой площади, где в наши дни находится администрация президента России, а тогда располагался аппарат ЦК КПСС.
Сегодня можно лишь спорить — был ли Суслов вторым или третьим после Брежнева. Сам первый лидер позднего Советского Союза относился к коллеге по кремлевскому олимпу с неизменным уважением, нередко реагируя на различные предложения характерным вопросом: “А что на это скажет товарищ Суслов?”
Любопытно, что при этом главный идеолог брежневского СССР отнюдь не разделял вкусы Брежнева и его приближенных. Суслов не участвовал в любимых Леонидом Ильичом охотах, сторонился застолий с алкоголем, вообще отличался почти демонстративной умеренностью и аскетизмом в образе жизни.
По многочисленным свидетельствам очевидцев, Михаил Андреевич отличался и неизменной вежливостью со всеми, независимо от положения, — как с нижестоящими, так и с соратниками по вершинам власти. Был корректен даже с теми, с кем спорил или негласно соперничал на тех самых вершинах. “Высокий, худощавый, с весьма неглупым лицом человек…” — так Александр Солженицын, отнюдь не комплементарный к кремлевским небожителям, сформулировал свое первое впечатление от встречи с Сусловым в 1962 году.
Другой очевидец, столь же нелюбезный к лидерам брежневской эпохи, Александр Яковлев, “прораб перестройки” и один из виновников распада СССР, в 70-е годы являвшийся высокопоставленным советским чиновником и дипломатом, так описывал свои впечатления от стиля работы и образ жизни Суслова: “Власть у него была несусветная. На Политбюро ходили как на праздник. Там ничего не случалось: хихоньки и хахоньки, Брежнева заведут, и он давай про молодость и про охоту рассказывать. А на секретариатах Суслов обрывал любого, кто на миллиметр отклонялся в сторону от темы: “Вы по существу докладывайте, товарищ…” Он был очень самостоятельным в принятии решений.
Ни с кем не советуясь, объявлял: “Решать будем так!” Когда некоторые хитрецы говорили, что другое решение согласовано с Брежневым, отмахивался и отвечал: “Я договорюсь”. А боялись его прежде всего потому, что кадровые решения он принимал очень резко. Он как-то смотрел по телевизору хоккей и увидел, что команде-победительнице вручили в награду телевизор. На другой день был снят с работы директор телевизионного завода. Суслов спросил: “Он что, свой собственный телевизор отдал?” И все… В мою бытность Суслова никто ни разу не уличил в получении подношений. Никому в голову не приходило идти к нему с подарками. Книжку ему автор еще мог прислать. Это он еще принимал. Но ничего другого, избави бог. Прогонит с работы…”
В разгар перестройки, накануне краха СССР, покойного Суслова любили обвинять в идеологическом застое. Возможно, эти обвинения и верны — для эпохи 60–70-х годов минувшего века он был если не ретроградом, то уж точно убежденным консерватором. Впрочем, есть и иные мнения, сводящиеся к мудрой формуле: “Улучшать хорошее — только портить”. Ведь спустя десятилетия, по итогам приведшего к краху и кризису перестроечного зуда реформации, годы брежневского и сусловского застоя воспринимаются как эпоха расцвета и стабильного развития.
Но в конце января 1982 года еще никто не предполагал, что эпоха Брежнева и Суслова, равно как и эпоха СССР, близится к закату и финалу. В те дни газеты, радио и телевидение сообщили гражданам Советского Союза, что “на 80-м году жизни после непродолжительной тяжелой болезни скончался член Политбюро, секретарь ЦК КПСС, депутат Верховного Совета СССР, дважды Герой Социалистического Труда Михаил Андреевич Суслов”.
Через четыре дня после смерти, 29 января 1982 года, героя нашего рассказа похоронили возле Мавзолея у Кремлевской стены. Похоронили с такими официальными почестями, каких после Сталина не удостаивался в Москве ни один из высших руководителей правящей партии и государства. Спустя всего десять месяцев, в том же году, с такими же почестями будут хоронить и Леонида Брежнева. Но запомним, что большая советская эпоха начала уходить именно со смерти Суслова.
