Месть мужика. Как необдуманное решение царя аукнулось через полтораста лет
18 февраля 1762 года был подписан манифест. Назывался он невинно: «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству». Подпись поставил император Пётр III.
«Из высочайшей своей к верноподданным отеческой милости соизволил дворянам службу продолжать по своей воле, сколько и где пожелают». Именно такое предложение было внесено царём в Сенат буквально сразу: через 11 дней после восшествия на престол.
Все при деле
На первый взгляд, никакой революцией и даже мало-мальски значительным бунтом здесь и не пахнет. Кому какое дело, служит ли их барское благородие, шатается по заграницам или сидит в своём поместье, сочиняя стихи и дегустируя наливки?
В действительности это была бомба, заложенная под стройное здание российской государственности. До «Манифеста о вольности дворянской» система была проста и логична.
Дворяне обязаны нести службу. Посольскую, военную, чиновничью — неважно. За это царь наделяет дворян землёй и прикреплённой к ней рабочей силой: крестьянами.
Крестьяне, в свою очередь, тоже обязаны нести службу: кормить дворян и работать на них.
За уклонение от службы карает царь. Причём тяжесть наказания для крестьян и для дворян была более-менее сравнима.
Вот что грозило беглому мужику: «Тех крестьян, что от владельца бегают, поймав, бить кнутом и взыскать с них все недоимки деньгами или работою».
Вот что ждало нерадивого дворянина: «А кто из дворян или боярских детей с ратного поля побежит или на смотр не явится, того бить кнутом на козле нещадно, сажать в тюрьму, а поместье его отнять и отписать на Великого Государя».
Все при деле. Все «переносят тяготы и лишения». Один надрывается с сохой на скудных суглинках. Другой запросто может получить турецкую пику в живот, шрам от польской сабли через всё лицо или шведскую картечь в грудь.
Жажда справедливости
И тут внезапно одним росчерком пера дворян освобождают от этой повинности. Хочешь — служи, хватай чины и награды. Нет — сиди дома. Поместье уже никто не отнимет. Очень хорошо. Но что насчёт крестьян?
Лучше прочих по этому поводу сказал историк Василий Ключевский: «На следующий день после Манифеста о вольности дворянской должен был последовать указ о вольности крестьянства». Но сделано этого не было. Крестьяне по-прежнему обязаны были работать на дворян. И постепенно их перестали вообще считать за людей. Своим имуществом они теперь отвечали за долги барина. Присяги государю не приносили. Спрашивается, с чего бы одним — волю, а другим — ярмо?
Отвечали на этот вопрос по-разному. Самый известный ответ дал Емельян Пугачёв. Он объявил себя «чудесно спасшимся от гибели Петром III» и вроде как продолжил его реформы: сделал для крестьян ровно то, о чём говорил Ключевский. Известны его манифесты 1774 года: «Всех, находившихся ранее в крестьянстве и в подданстве помещиков, жалуем быть верноподданными рабами собственной нашей короне и награждаем вольностью и свободою».
Замечательно, что этот пугачёвский тезис, только изложенный другими словами, был закреплён Манифестом об отмене крепостного права, который вступил в силу 19 февраля. По иронии судьбы — действительно на следующий день после Манифеста 18 февраля 1762 г. Но — вот незадача — 99 лет спустя, в 1861 г.
99 лет русский мужик жил, твёрдо зная, что с ним поступают чудовищно несправедливо. Можно ли было простить целый век унижения на пустом месте? Ответ на это даст 1917 год.
