Как оборонялись «русские богатыри»

Русские крепости против германских войск в 1915 году
Цепь мощных крепостей — Ковно (ныне Каунас), Новогеоргиевск, Гродно, Осовец и Брест-Литовск (ныне Брест) — в патриотической печати России кануна Великой войны часто патетически именовали «заставой русских богатырей». Действительно, цепь этих мощных, развитых в фортификационном отношении цитаделей перегораживала, словно застава богатырей в дозоре, западный «вход» в пределы Российской империи. Планировалось, что при неблагоприятном для России начале войны с Германией этот стратегический форпост из мощных крепостей сдержит натиск германских войск, обеспечивая необходимое время для развертывания русских армий.

Реальные события 1915 года продемонстрировали, что задача длительного сдерживания значительных сил германцев потенциалом русских крепостей была вполне достижимой. Блистательная оборона крепости Осовец, например, убедительно продемонстрировала высокую эффективность волевой, инициативной, стойкой обороны.

Негативный же опыт скоропалительных, бессмысленных, даже позорных капитуляций русских «богатырей» свидетельствует скорее о том, насколько порочной была кадровая политика русского военного ведомства. На важнейшие посты комендантов стратегически важных цитаделей назначались, как правило, пожилые, уставшие от службы, утратившие какой-либо волевой ресурс люди.

Ковна и Новогеоргиевск — замечательные, очень сильные в военно-техническом плане крепости — оказались первыми в ряду «преданных в штабах» русских цитаделей.

Ковенская цитадель (до революции этот города часто именовался как Ковна), расположенная в восточной части Литвы на реке Неман, относилась к числу относительно новых крепостей. Строительные работы по первому генеральному плану крепости начались в 1882 году и предусматривали возведение 7 фортов и 9 батарей, укрепленной замкнутой ограды, казематов, казарм, а также административных зданий. Несколько раз Ковну пытались расширять и усиливать, особенно после Русско-японской войны 1904-1905 гг., – с учетом опыта обороны Порт-Артура.

В 1912 году был утвержден новый план расширения цитадели. Ковна включалась в линию мощных западных крепостей — вместе с новой крепостью Гродна (устаревшее название Гродно) и усиленными в фортификационном отношении Новогеоргиевском и Брест-Литовском. Расширение Ковенской цитадели предусматривало строительство 12 новых фортов и 9 опорных пунктов на удалении до 4 км от старых фортов. Протяженность ее внешнего обвода увеличивалась с 30 до 45 км.

Работы по модернизации Ковны начались в 1913 году и в части первичного устройства были завершены к зиме 1914-го. В начале Великой войны в Ковенской крепости была расквартирована 28-я пехотная дивизия (109-й Волжский, 110-й Камский, 111-й Донской, 112-й Уральский пехотные полки), а также 3-й Новороссийский драгунский полк и 6-й Донской казачий полк.

Наступательные операции 1914 года потребовали всех сил, и эти подразделения были отправлены на фронт. К подходу немцев летом 1915 года обороняли Ковну резервные части — 495-й Ковенский и 496-й Вилькомирский пехотные полки, а также 102-я бригада ополчения из резервистов. Силы цитадели достигали 55 тысяч штыков, что было вполне достаточно для эффективной обороны. Комендантом крепости с марта 1909 года был генерал от кавалерии Владимир Николаевич Григорьев.

План крепости Ковна до модернизации.

Ковна обладала солидным вооружением: 45 станковых пулеметов «Максим» и 1375 пушек 16 типов. В числе артиллерийских систем имелось четыре особо мощных (280-мм и 254-мм) орудия, 67 шт. 8-дюймовых (203-мм) гаубиц и 118 шт. 6-дюймовых (152-мм) пушек, а также 315полковых пушек (107-мм и 106-мм). Дальнобойность 280-мм мортир составляла около 10 км, при забросе в одном снаряде 58,6 кг взрывчатки. Дальнобойность 254-мм крепостных пушек была существенно выше — 20,5 км, при забросе в одном снаряде 18,8 кг взрывчатки. Шестидюймовые (152-мм) пушки фирмы «Кане» позволяли уверенно уничтожать противника на удалении около 12 км.
Ковна располагала собственным авиационным отрядом: 16 аэропланов «Фарман-ХХII» и «Вуазен».

Без твердости, спокойствия и энергии
Наступление на Ковенскую крепость развивалось в рамках стратегического плана фельдмаршала Пауля фон Гинденбурга по окружению русских войск в так называемом «польском выступе».

30 июля 1915 года две дивизии со вспомогательными частями из состава 40-го корпуса 10-й германской армии под командованием генерала Карла Лицмана начали развертывание на плацдарме в междуречье Немана и реки Еся — на лесистом и болотистом плацдарме с крайне плохими дорогами. Генерал Лицман осознанно рисковал — на всем протяжении Ковенского штурма правый (южный) фланг его группировки оставался фактически незащищенным.

«Атаку Ковны затруднял недостаток в тяжелом навесном огне, — писал в мемуарах Карл Лицман, – те средства, которые верховное командование предоставило нам в конце июля, были отправлены под Новогеоргиевск. У нас из тяжелых калибров осталось всего несколько батарей, которые могли действовать только с железнодорожного полотна и имели небольшую дальность. Но нас никакие затруднения не останавливали — мы проложили по целине нужные ветки. Атака могла быть произведена лишь на участке между железной дорогой Вержболово-Ковна и рекой Неман. Правое крыло атаки находилось все время под сильной угрозой русских, и эта угроза росла по мере того, как мы продвигались вперед».

8 августа немцы начали планомерную бомбардировку крепости, в этот же день на боевые позиции была доставлена «Большая Берта» — уникальная 420-мм мортира, названная так в честь Берты Крупп — внучки «стального и пушечного короля» Германии Альфреда Круппа. Фугасный снаряд «Большой Берты» весом в 900 кг летел на 14 км и оставлял при разрыве воронку глубиной 4,25 метров и диаметром 10,5 метров. От бронебойных снарядов «Берты» могли спасти лишь железобетонные перекрытия толщиной более 3,5 метров.

На следующий день немцы подняли на штурм гвардейскую пехоту: натиск был настолько силен, что сводный отряд из пограничников и ополченцев 2-й и 7-й Ковенских дружин (около 500 человек) вынуждены были отступить. Однако ранним утром 28 июля этот же отряд в страшном рукопашном бою вернул прежние позиции. В живых из всего отряда осталось только 72 человека.

28 июля Верховный главнокомандующий, великий князь Николай Николаевич прислал коменданту Ковны примечательную телеграмму: «Уверен, что гарнизон крепости с честью будет отстаивать ее и с помощью Божией отразит все штурмы. Твердо на Вас надеюсь, что Вы проявите необходимую твердость, спокойствие и энергию и, когда нужно, личным примером будете поддерживать в войсках гарнизона геройский дух».

Зачем Главковерху потребовалось недвусмысленно напоминать уже пожилому генералу, бывшему ранее комендантом прославленной Севастопольской крепости, о необходимости сохранять «твердость и спокойствие» — остается загадкой. Вероятно, что те телеграммы, которые направлял генерал Григорьев в штаб фронта и Ставку, давали основание усомниться в наличии у него соответствующего настроя.

Наполеону Бонапарту принадлежит очень верное наблюдение: «Крепость, которая не взята за первые три дня штурма, — лучше не брать совсем». Действительно, в последующие дни уже не работает фактор внезапности, осажденные привыкают к разрывам и стонам раненых, потери штурмовых частей стремительно растут, а стойкие защитники все более убеждаются в эффективности своей обороны.

Генерал Карл Лицман.

Семь дней — с 8 по 14 августа — немцы не имели у стен Ковны никакого успеха. Их продвижение гаснет в массированном ружейно-пулеметно-орудийном огне осажденных. Конфигурация русско-германского фронта очень помогала гарнизону Ковны — солдаты генерала Лицмана могли наступать только с одного направления.

Казалось, оборона Ковны складывается успешно: немцы за неделю не могут взять даже внешний обвод цитадели. И вдруг за каких-то 12-14 часов наступает коренной перелом — немцы последовательно захватывают фольварк Януце и укрепленную линию Германишкес (на 13.00 1 августа), а затем, уже в 16.30 врываются на внешнюю линию обороны. К ночи на 2 августа весь первый (внешний) обвод обороны Ковны оказывается в немецких руках.

С учетом несомненного мужества и стойкости русских солдат (например, на 3 августа в сводном подразделении генерал-майора А.К. Кренке из 9 тысяч человек выбыло из строя 6 тысяч), трудно поверить, что столь стремительный успех немцев объясняется только преобладанием германских сил и средств. Можно предположить, что при обороне Ковны имела место та же ситуация, какая случилась некогда в Порт-Артуре после гибели генерала Р.И.Кондратенко: быстрая деморализация верховного командования, повлекшая стремительный развал управления войсками.

Старики редко бывают героями
Исследования в области военной психологии (результаты которых были уже доступны в начале ХХ века) убедительно доказывают: с каждым прожитым годом человек все больше боится смерти. Конечно, бывают исключения, но это единицы. Как видится, Генштаб России сделал огромную ошибку, оставив на высшем посту цитадели, заведомо сжигаемой во вражеском артиллерийском огне, 64-летнего генерала Григорьева.

Как утверждают очевидцы, в ночь на 3 августа он неоднократно терял сознание от гари пороховых газов. Рядом с ним стояли солдаты, офицера штаба — они не теряли сознание, а командир лежал в обмороке. Какой в таких условиях могла быть эффективность управления обороной?

Центральный внутренний обвод Ковны можно было удерживать по крайней мере еще несколько дней. В ночь на 3 августа капитан Василий Биман со своим батальоном неожиданной контратакой выбивает немцев из форта №1. Казалось бы, оборону цитадели еще можно восстановить, хотя бы по внутреннему обводу Ковны. Но тщетно — центральное управление обороной практически прерывается: отдельные форты продолжают стоять насмерть, но уже без поддержки и взаимодействия друг с другом.

Днем 3 августа генерала Григорьева неожиданно не оказалось на боевом посту в цитадели. Позже он расскажет военным следователям, что отправился «за подкреплением». Почему комендант не направил для этой цели одного из офицеров и почему не передал командование своему заместителю — остается загадкой.

Генерал Григорьев обнаружился примерно в 23.00 3 августа в деревне Владыкино — в 12 верстах от цитадели. Этот факт переполнил даже бездонную чашу терпения Фемиды Российской империи: решением Двинского военно-окружного суда с Григорьева сорвали погоны и приговорили к 15 годам каторги.

Командующий 10-й армией генерал Евгений Радкевич в ночь на 4 августа назначил новым комендантом Ковны командира 124-й пехотной дивизии Н.Я. Лопушанского. Восстановить центральное командование в цитадели было уже невозможно, однако генерал Лопушанский смог продержаться еще два дня и вывел из крепости порядка 18 тыс. солдат. Прямые потери русских убитыми и пленными превысили 30 тысяч человек.

Германская открытка: немецкие солдаты заняли Ковно.

По свидетельствам немецких очевидцев, солдаты генерала Лицмана собрали в Ковенской крепости около 15 тысяч тел русских солдат. Их свезли в Ковно к Воскресенскому православному собору и положили в огромную братскую могилу. В соответствии с германскими военными традициями на могиле был поставлен скромный каменный памятник, который был уничтожен советскими политработниками в 1946 году. Сейчас на этом месте нет даже памятной доски.

Крепость Новогеоргиевск
Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона на рубеже ХХ века сообщал о крепости Новогеоргиевск следующее: «Тройной ряд стен цитадели, широкие и глубокие рвы, высокие валы, уставленные огромными орудиями, дают впечатление неприступности; для осады Новогеоргиевска неприятелю понадобилось бы не менее 200 тысяч войска, тогда как для обороны ее достаточно 12 тысяч».

Современные исследователи обороны Новогеоргиевска И.М. Афонасенко и Ю.А. Бахурин отмечают, что к 1914 году «оборонительная мощь крепости возросла в разы, а суждения маститых военных специалистов практически исключали сомнения в неприступности этой крупнейшей твердыни Старого света».

Новогеоргиевск представлял сооружение невероятной мощи: фактически это была даже не крепость, а огромная система неприступных фортов, связанных шоссейными и железнодорожными коммуникациями, огражденная по периметру валами и рвами. За внешним периметром Новогеоргиевска могла свободно разместиться целая армия.

Артиллерийский потенциал крепости был огромен: только 8-дюймовых (203-мм) орудий насчитывалось 59 стволов, 6-дюймовых (152-мм) — 359 (в Ковне было 315). По общему числу артиллерийских стволов — 1814 штук — Новогеоргиевск также превосходил Ковну.

К моменту подхода немецких войск в крепости были сконцентрированы немалые войска: 58-я, 63-я, 114-я и 119-я пехотные дивизии, общей численностью около 92 тыс. штыков. В специальной литературе иногда говорится, что эти войска были, якобы, не обстреляны и не успели до штурма как следует уяснить фортификационные особенности Новогеоргиевска. Но в этом можно усомниться: 58-я и 63-я дивизии были переброшены в цитадель с Юго-Западного фронта, а в крепости они находились (до подхода немцев) более 1,5 месяцев. При эффективном командовании этого с лихвой бы хватило, не только для должного ознакомления, но и для обучения войск.

Главной проблемой Новогеоргиевска стали персональные качества высших командиров, прежде всего, коменданта цитадели, генерала от кавалерии Николая Павловича Бобыря.

Казематы крепости Новогеоргиевск. Фото: Imperial War Museums

Коменданту Новогеоргиевска в 1915 году шел уже 61 год, это был тучный, апатичный мужчина, склонный к плотным застольям и дешевой показухе, солдаты дали ему примечательную кличку «Пузырь». Боевого опыта Бобырь практически не имел, вместо полевых учений и артиллерийских стрельб предпочитал работу за письменным столом, за свои исследования в далеком 1887 году в Восточном Саяне имел репутацию «востоковеда». Командирские качества Н.П.Бобыря также, по-видимому, были сомнительны. Генерал Деникин приводит в своих «Очерках русской смуты» весьма показательный пример, когда комендант Новогеоргиевска, проверяя исполнительность солдат, приказывал им колоть штыками проверяющих — в нескольких случаях этот безумный приказ едва не привел к трагедии.

Под стать коменданту был и начальник штаба цитадели — генерал Н.И.Глобачев. Все военные современники, видевшие его в деле, описывали этого офицера как «полное ничтожество», неспособное не то чтобы организовать войска, но и справляться с собственным конем.

«Русская командировка» генерал-полковника Безелера
Германский Генштаб рассматривал Новогеоргиевск как очень «крепкий орешек». Узнав из дешифровок русских радиограмм, что крепость предполагается оборонять в полном окружении не менее полугода, немцы стали готовиться к штурму цитадели с особой тщательностью.

Была создана специальная осадная армия «Модлин», которая включала 14-ю дивизию ландвера (сформированную из резервистов — РП) и пехотный корпус генерала Густава фон Дикхута. Позднее в нее была включена резервная бригада генерала фон Пфейля, а также 21-я и 169-я бригады ландвера — всего около 45 батальонов пехоты.

Артиллерийский кулак группы «Модлин» состоял из 84 орудий тяжелой артиллерии: шесть 420-миллиметровых и девять 305-миллиметровых гаубиц, одна длинноствольная 150-миллиметровая пушка, две 210-мм мортирных батареи, 11 батарей тяжелых полевых гаубиц, а также три батареи тяжелых полевых пушек калибром от 100 до 150 мм. Главной ударной силой немецкого огневого молота являлись, конечно же, 420-мм гаубицы «Большая Берта». Эти орудия удачно сочетали высокий разрушительный потенциал с хорошей скорострельностью, при уникальной для орудий такого тяжелого класса мобильности.

Германская 420-мм гаубица «Большая Берта».

Важно подчеркнуть, что ни по численности войск, ни по их боевой выучке (в основном части ландвера, т.е. военнообязанные запаса 2-й очереди), ни даже по числу и огневой мощи артиллерии осадная армия «Модлин» не представляла из себя неодолимую силу. Германский Генштаб по устоявшейся практике старался обеспечить захват Новогеоргиевска не концентрацией безграничных сил и средств, а качественным, волевым, в какой-то мере, даже инновационным командованием.

Командующим осадной армией был назначен Ганс Гартвиг фон Безелер — генерал-инспектор фортификационных укреплений Германии, специалист высочайшего класса. Всего за 12 дней — с 28 сентября по 10 октября 1914 года, командуя на Западном фронте особой армейской группой «Безелер», он сумел захватить одну из сильнейших крепостей Европы — бельгийский Антверпен. Генерал Безелер, несмотря на почтенный возраст (65 лет), поражал современников кипучей энергией, острым умом, привычкой лично осматривать, не доверяя бумажным планам, крепостные сооружения.

«Подарок» полковника Короткевича
6 августа 1915 года германские войска вышли к реке Нарев и немедленно стали переправляться на восточный берег — для крепости Новогеоргиевск наступал «момент истины». «Штабу Северо-Западного фронта пришлось решить вопрос: как поступить с сильнейшей крепостью России — Новогеоргиевском? — пишет военный историк Антон Керсновский, — русским армиям предстоял далекий отход, о выручке крепости в дальнейшем не могло быть и речи — ее гарнизон был обречен на гибель. Положив защищать потерявшую, с отходом 1-й и 2-й армий, всякое значение крепость, штаб Северо-Западного фронта запер в ней на верную и бессмысленную гибель без малого 100 000 войска».

В свете стремительной гибели Новогеоргиевска эмоциональный накал Керсновского вроде бы оправдан. Но как следовало бы расценить решение командующего Северо-Западным фронтом М.В.Алексеева, если бы оборона Новогеоргиевска продолжалась 2-3 месяца (не говоря уже о тех 6 месяцах, которые планировались)? Быть может тогда, задержав германские войска и ослабив «натиск на Восток», оборона Новогеоргиевска заслужила бы иную оценку?

18 августа немцы охватили Новогеоргиевск с юга и начали обстрел фортов Дембе и Зегрж. Войска гарнизона, концентрируя наличные силы на внешнем обводе крепости, в ночь на 7 августа отступили за реку Нарев. «Все идет хорошо: окружение Новогеоргиевска почти закончено», — записал в дневнике 7 августа один из офицеров штаба немецкого Восточного фронта М.Гоффман.

Отступающие войска русского Северо-Западного фронта, равно как и войска гарнизона Новогеоргиевска вели себя пассивно, фактически смирившись с переходом инициативы в руки немцев. В результате «непротивления» русских войск 169-я бригада ландвера — с юга, 21-я бригада ландвера и бригада генерала Пфейля — с северо-востока, 14-я дивизия ландвера и корпус генерала Дикхута — с северо-запада, к 10 августа замкнули вокруг Новогеоргиевска кольцо окружения.

Новогеоргиевская крепость.

Это позволило генералу Безелеру отказаться от методичной осады и рискнуть овладеть крепостью решительной атакой в одном узком секторе, но с привлечением огня тяжелых и сверхтяжелых орудий. Успеху этому замыслу способствовало знакомство Безелера со всеми особенностями фортификации Новогеоргиевска. 17 июля 1915 года немецкая разведка захватила врасплох инспекторскую группу инженерной части крепости, которая без прикрытия совершала объезд укреплений. В результате скоротечного боя главный инженер Новогеоргиевска, полковник Короткевич-Ночевный был убит, а его портфель с генеральным планом всех укреплений Новогеоргиевска, включая схему расположения тяжелых батарей, оказался на рабочем столе командующего армией «Модлин».
Общая схема захвата немцами Новогеоргиевска оказалась почти точно такой, как и в случае с Ковно.

Первый этап этой схемы: безуспешный немецкий натиск на протяжении 5-6 дней, который неизменно разбивался на передовых позициях, но при этом вызывал в штабе цитадели все углубляющийся пессимизм и утрату веры в свои силы. На втором этапе это приводило к коллапсу тактического командования в крепости и сдаче первой оборонительной линии и узловых фортов. Затем логично следовал решительный штурм немцами внутреннего обвода цитадели, который приводил к ситуации нарастающего хаоса и странной смеси отчаянного героизма и столь же отчаянной трусости в разных подразделениях. Капитуляция в этих условиях наступала через 1-2 дня.

Оборона «по-комендантски»
Сектор главной атаки, который избрал генерал Безелер, располагался по междуречью рек Вкра и Нарев. Он фактически не имел альтернативы: только здесь проходила железнодорожная ветка, которая обеспечивала подвоз почти 900-килограммовых снарядов к «Большим Бертам».

Немцы начали обстрел сектора будущего прорыва с 12 августа, день ото дня усиливая интенсивность бомбардировки. Апогей первой фазы штурма наступил 16-17 августа: обстрел русских позиций достиг максимальной силы, германский ландвер неустрашимо бросался на штурм внешнего обвода, но неизменно отбрасывался русскими солдатами.

Только в конце дня 17 августа ценой значительных потерь немцы сумели захватить лишь два форта из 33, причем судьба одного из них была неясна, так как в нижних казематах русские продолжали отбиваться.

«Постоянно растущая мощь артобстрела, — отмечается в исследовании И.М. Афонасенко и Ю.А. Бахурина, — не причиняла русским казематированным укреплениям существенного вреда и вполне вероятно, что в случае продолжения даже пассивной обороны северо-восточных фортовых групп штаб Безелера был бы вынужден пересмотреть тактику ускоренной атаки. Судьба Новогеоргиевска во многом зависела от решения, которое должен был принять комендант. Оно оказалось роковым».

Генерал Макс Хоффман.

Наступала вторая фаза обороны «по-комендантски»: фаза немотивированного пессимизма и трусости. В ночь на 18 августа, отразив противника практически на всех участках, генерал Н.П. Бобырь отдал приказ отступить из фортовых групп ХV и ХVI. Фактически это означало преступную сдачу внешнего обвода крепости. Руководствуясь офицерской честью и законами военного времени, офицеры штаба «Пузыря» должны были бы в лучшем случае его тут же арестовать. Такие разговоры среди офицеров крепости велись, но закончились только принятием очередного бокала «на грудь».

Выполняя приказ Н.П. Бобыря, русские войска бессмысленно оставили сразу 5 фортов и отступили к внутренней линии обороны, причем ликвидировать возникшую брешь во внешнем обводе стало невозможно. Более того, с внутреннего обвода русские войска были лишены возможности организовать оборону на промежуточной позиции с опорой на берега река Вкра. Германские войска, напротив, почувствовали близость победы: артиллеристы получили возможность перенести огонь на центральные форты Новогеоргиевска, а ландвер приобрел плацдармы для дальнейшего наступления. По крепости покатилась волна слухов об измене, боевой дух гарнизона пал.

Во избежание «дальнейшего кровопролития»
Начальник оперативного управления штаба немецкого Восточного фронта, генерал М.Гоффан, узнав о захвате внешнего обвода крепости, записал 18 августа в дневнике: «Если Новогеоргиевск падет в ближайшие дни, мы тогда получим сразу три свободные дивизии. В таком случае положение на фронте в общем значительно улучшится».

Рано утром 18 августа генерал Безелер передал своим командирам приказ активно имитировать подготовку к штурму со всех сторон. На генерала Бобыря разом «упало небо»: малодушный «востоковед» почувствовал себя зайцем в окружении гончих псов. Уже в конце дня комендант Новогеоргиевска отдал приказ об отходе русских войск из фортовых групп Х-ХIII. Это решение фактически обрекало крепость на капитуляцию.

Пехотный корпус генерала Дикхута на рассвете 19 августа благодарно принял этот «подарок». Саксонцы, не потеряв ни одного солдата, заняли сразу 10 фортов — внешний обвод крепости перешел в руки немцев. К полудню генерал Дикхут приступил к штурму уже внутренней оборонительной линии Новогеоргиевска.

За внутренним обводом крепости, меж тем, психоз пораженчества выходил на новую спираль. Толпы солдат, отступивших из внешних фортов, бесцельно слонялись по внутреннему периметру цитадели — их никто не организовывал и не пытался использовать в обороне. Казалось, что штабные офицеры соревновались друг с другом только в одном: кто назовет более близкую дату капитуляции. Ранним утром 19 августа авиаотряд крепости получил предписание вывезти на аэропланах в русский тыл полковые знамена. Аэропланы взлетели, и можно было сдаваться «с чистой совестью».

Русские войска начинали сдаваться уже по-батальонно, степень их деморализации была такова, что немцы даже не забирали оружие: унылые колонны русских солдат с винтовками на плече брели в немецкий тыл и уже там их сдавали. Центральный форт (третий) внутреннего обвода был захвачен немцами в течение 4 часов, а рядом стоящий форт II — всего за 2 часа.

К вечеру 19 августа генерал Бобырь приказал собрать войска на центральной площади цитадели и сдать оружие. Из всей многотысячной толпы только пять офицеров — Федоренко, Стефанов, Бер и Берг (имя пятого офицера, к сожалению, не сохранила история) отказались выполнить очередной преступный приказ. Любопытно, что двое из этих героев — Бер и Берг — были обрусевшими немцами, Федоренко — украинцем, а фамилия Стефанов в равной степени могла принадлежать русскому, белорусу или болгарину.

Русские пленные солдаты покидают крепость Новогеоргиевск. Фото: Imperial War Museums

В ночь на 20 августа эти пять героев покинули крепость и, благополучно пройдя неплотное немецкое окружение, через 18 дней с боями вышли к своим в районе Минска. Бог любит смелых!

В ту же ночь генерал Бобырь перебежал к немцам. Сидя в столовой штабной квартиры генерала фон Безелера (немецкий командующий не счел возможным даже принять это ничтожество) он под диктовку ординарца написал приказ о сдаче крепости, мотивированный, разумеется, нежеланием «дальнейшего кровопролития».

Вечером 20 августа в Новогеоргиевск прибыл сам кайзер Вильгельм II. На следующий день в крепости состоялся небольшой военный парад. В это же время, по свидетельству американского корреспондента, «колонна пленных русских, выходящая из крепости, грязной бурой линией протянулась до горизонта». Вильгельм II вечером 21 августа телеграфировал греческой королеве о результатах штурма: в плен попало около 90 тысяч русских солдат, а трофейная команда насчитала 1500 орудий.

Современные военные историки подсчитали, что общие потери русской армии убитыми и пленными в Новогеоргиевске составили 90 214 солдат и 1 027 офицеров (из них 23 генерала). Это в 1,4 раза превышает общую сумму потерь пленными за весь период Русско-японской войны 1904-1905 гг.

Генерал Николай Бобырь весь период Великой войны просидел в немецком плену. Брест-Литовский мирный договор между большевистской Россией и Германией позволил Бобырю перебраться в Крым. В Ялте, после эвакуации Русской армии генерала Врангеля, он был арестован чекистами и расстрелян в ходе массовых убийств русских солдат и офицеров в период 7 декабря 1920 года по 25 марта 1921 года. Сидя в переполненном грязном подвале ВЧК, бывший комендант Новогеоргиевска, наверное, не раз с тоской думал: а стоило ли сохранять 19 августа 1915 года свою, уже очень немолодую жизнь для такой дальнейшей судьбы?