Рой Медведев «Ближний круг Сталина»
Молотов
Настоящая фамилия Молотова Скрябин. Когда он начал впервые печататься в большевистских газетах, его небольшие заметки и статьи появлялись под разными псевдонимами. Только в 1919 году на брошюре об участии рабочих в хозяйственном строительстве автор поставил псевдоним «Молотов», который вскоре и стал его постоянной фамилией.
Многие считали почему-то, что Молотов происходил из дворянской семьи. Это не так. Он родился 9 марта 1890 года (Все даты в книге приводятся по современному летосчислению.) в слободе Кукарка Вятской губернии и был третьим сыном мещанина Михаила Скрябина из города Нолинска. Отец Молотова был обеспеченным человеком и дал своим сыновьям неплохое образование. Вячеслав окончил в Казани реальное училище и получил даже музыкальное образование. В России происходила революция, и большинство казанской молодежи было настроено весьма радикально. Молотов вступил в один из кружков самообразования, где изучали марксистскую литературу. Здесь он подружился с Виктором Тихомирновым, сыном богатого купца и наследником крупного состояния, который тем не менее вошел в большевистскую группу в Казани еще в 1905 году.
Под влиянием Тихомирнова Молотов также вошел в эту группу в 1906 году. В 1909 году Молотов был арестован и сослан в Вологду. По окончании ссылки он приехал в Петербург и поступил в Политехнический институт. В 1912 году в столице начала выходить первая легальная большевистская газета «Правда». Одним из ее организаторов был Тихомирнов, передавший на нужды газеты крупную сумму денег. К работе в газете Тихомирнов привлек и Молотова, который опубликовал здесь несколько статей. Позднее, уже в 30-е годы, Молотов всячески покровительствовал дочери своего друга — балерине И. Тихомирновой, танцевавшей в Большом театре.
Новый Секретариат ЦК был сформирован после XI съезда партии в составе Сталина, Молотова и Куйбышева. Сталин, ставший теперь Генеральным секретарем, оставил Молотова в Секретариате не только потому, что последний проявил по отношению к нему полную и безусловную лояльность. Сталин оценил также бюрократическую старательность и работоспособность Молотова. Тот не был создан для первых ролей, и его почти не видели среди рабочих и крестьян. Зато он аккуратно вел бесчисленное количество дел, выполняя ту канцелярскую часть работы Секретариата, которую не слишком любил делать Сталин. Большевики первого поколения, не особенно ценившие кабинетную работоспособность, уже тогда дали Молотову презрительную кличку «каменная задница».
Разумеется, как член Политбюро Молотов несет ответственность и за все репрессии послевоенных лет: за «ленинградское дело», за арест почти всех членов Еврейского антифашистского комитета, а еще ранее — за выселение многих народностей СССР с их национальной территории. Жертвой одной из этих репрессивных кампаний стала жена самого Молотова — Полина Семеновна Жемчужина.
Жемчужина была еврейкой, и, когда во время Отечественной войны в нашей стране был создан Еврейский антифашистский комитет, жена Молотова стала одним из его руководителей.
В 1948 году на Ближнем Востоке появилось еврейское государство Израиль, созданное по решению ООН при активном содействии СССР. Советский Союз был первым государством, которое объявило об установлении с ним дипломатических отношений. Вскоре в Москву приехала посол Израиля Голда Меир. Было естественным, что на различного рода приемах, которые устраивало в Москве израильское посольство, присутствовали и члены Еврейского антифашистского комитета. Голда Меир и Полина Жемчужина не раз беседовали друг с другом.
К этому надо добавить, что у Жемчужиной была родная сестра, которая еще в годы Гражданской войны уехала из России. Полина переписывалась с ней до 1939 года. Если Молотову приходилось заполнять анкету и, в частности, отвечать в ней о «родственниках за границей», то он должен был писать о сестре и племянниках жены, которые теперь жили в Израиле. Хорошие отношения между Израилем и Советским Союзом длились, однако, недолго. В 1948-1949 годах стала набирать силу пресловутая кампания против «безродных космополитов». Начались массовые репрессии против еврейской интеллигенции и ликвидация почти всех еврейских общественных и национальных организаций. В это время для Сталина и наступил удобный момент расправиться с Полиной Жемчужиной, когда-то ближайшей подругой его жены. По мнению Сталина, она знала слишком много. Конечно, на первый план выдвигались другие обвинения.
П. С. Жемчужина была обвинена в «измене Родине», в связях с международным сионизмом и т. п. Вопрос о ее аресте обсуждался на Политбюро. После того как Берия изложил данные своего ведомства, все члены Политбюро проголосовали за арест Жемчужиной. Молотов воздержался, но и не выступил с опровержением.
Вернувшись домой, Молотов должен был первым сообщить жене и о решении Политбюро, и о ее близком аресте.
— И ты поверил во всю эту клевету! — кричала в отчаянии Полина Семеновна.
— Но там были представлены такие убедительные документы, — отвечал растерянный и подавленный Молотов.
На следующий день Жемчужину арестовали.
Бывший Генеральный секретарь ЦК Компартии Израиля С. Микунис рассказал в своих воспоминаниях об одной из встреч с Молотовым:
«…В 1955 году у меня произошла довольно любопытная встреча с Молотовым… В Кремлевской больнице в Кунцево, куда меня положили после того, как я немного прихворнул… Здесь совершенно случайно в одном из больничных корпусов я и встретил Молотова. До этого я его видел только один раз в Париже, когда он выступал на съезде сторонников мира… Теперь, в Кунцево, Молотов был, как и я, в больничной пижаме, но, несмотря на это, он выглядел, как всегда, надменным, выражение лица холодное, жесткое. Увидев его, я подошел к нему и спросил: «Почему вы как член Политбюро позволили арестовать свою жену?» Он окинул меня холодным взглядом и спросил, а кто я, собственно, такой.
Я ответил: «Я Генеральный секретарь Коммунистической партии Израиля, и поэтому я вас спрашиваю, и не только вас, я спрошу об этом ЦК… Почему вы дали арестовать свою жену Полину Жемчужину?» Он с тем же стальным лицом, на котором не дрогнул ни один мускул, ответил: «Потому что я член Политбюро, и я должен был подчиниться партийной дисциплине… Я подчинился Политбюро, которое решило, что мою жену надо устранить…» Вот какая любопытная была сценка» (Цит. по: Время и мы (Иерусалим — Париж — Нью-Йорк). 1979. № 48. С. 161-
Каганович
Если остановиться на примере Ивановской области, обнаруживается, что под колеса террора благодаря Кагановичу попали и сами исполнители террористической кампании. Впрочем, это в 1937 году было общим правилом: для Сталина не существовало «своих», которые бы могли чувствовать себя в безопасности.
Ивановская газета «Рабочий край» задолго до приезда Кагановича пестрела заголовками: «Подозрительное поведение тов. Фрумкина», «Перерожденцы из облсовета Осоавиахима», «Двурушник Крутиков исключен из партии» и т. п. Какую роль во всем этом играл обком партии, видно из произошедшего в апреле случая, когда управляющий Шуйским хлопчатобумажным трестом Гусев, обвиненный в приеме на работу 12 троцкистов (то есть на его предприятии было арестовано 12 человек, что становилось поводом для ареста руководителя), был оправдан партийным собранием треста. Обком вмешался и восстановил несправедливость. К концу мая врагов «обнаружили» во всех райкомах города Иваново, в горкоме и облисполкоме. Первый секретарь обкома Носов на областной партконференции сделал вывод: «Было бы вредным думать… что все враги народа — троцкисты и правые контрреволюционеры уже разоблачены и обезврежены» (См.: Рабочий край (Иваново). 1937, 29 мая.). Но после приезда Кагановича «врагом народа» оказался и сам Носов.
Это посещение Кагановичем Иванова прошло бесшумно — не было не только никаких торжеств, но и вообще ничего не сообщалось о приезде в город секретаря ЦК партии.
Так же грубо и жестоко, как в Иванове, действовал Каганович и в Донбассе, куда прибыл в 1937 году для проведения чистки. Он сразу же созвал совещание областного хозяйственного актива. Выступая с докладом о вредительстве, Каганович прямо с трибуны заявил, что и в этом зале среди присутствующих руководителей есть немало врагов народа и вредителей. В тот же вечер и ту же ночь органами НКВД было арестовано около 140 руководящих работников Донецкого бассейна, директоров заводов и шахт, главных инженеров и партийных руководителей. Списки для ареста были утверждены накануне лично Кагановичем.
Сталин активно помогал Кагановичу в разгроме партийной организации Украины. На пленуме Киевского обкома партии Каганович добился смещения бюро обкома во главе с П. П. Постышевым, с мстительной активностью сводя счеты со своими оппонентами 1927-1928 годов.
22 августа 1937 года Каганович был назначен наркомом тяжелой промышленности. Ровно за две недели до этого, после критической статьи в подведомственном ему «Гудке», был разгромлен партком Наркомтяжпрома. Таким образом Каганович внес свой вклад в чистку наркомата, еще не успев возглавить его. Начатая с приходом нового руководителя перестройка структуры управления тяжелой промышленностью вскоре была объявлена в Совнаркоме «примером для перестройки работы других хозяйственных наркоматов». Никогда не забывавший о наградах, Каганович учредил переходящие Красные знамена победителям социалистического соревнования в Наркомтяжпроме, «Похвальный лист» и значок «Отличник социалистического соревнования Тяжелой Промышленности».
23-25 ноября Каганович по совету Сталина провел в Свердловске совещание работников медной промышленности с целью «выяснить причины плохой работы».И хотя разговор был предметным и деловым, первая и главная причина отставания подотрасли была предопределена заранее: «Мы проглядели вредительство в медной промышленности, а после того как факты подлого вредительства были вскрыты, мы не выполнили до конца указаний товарища Сталина по ликвидации последствий вредительства японо-германских, троцкистско-бухаринских шпионов» (Ко всем рабочим, инженерам, техникам, ко всем работникам медной промышленности // Правда. 1937. 27 нояб.). В конце совещания Каганович премировал всех его участников именными часами.
В 1938 году Каганович приложил руку к аресту и расстрелу Николая Чаплина — генерального секретаря ЦК ВЛКСМ с 1924 по 1928 год: он отозвал Чаплина из командировки, и в ночь после приезда за ним пришли (См.: Новопокровский О. Обвинение // Сельская молодежь. 1989. № 4. С. .
Сталин поручал Кагановичу самые различные карательные акции. Так, например, он имел непосредственное отношение к разгрому театра Мейерхольда, а стало быть, и к судьбе великого режиссера. По некоторым свидетельствам, Сталин ненавидел Мейерхольда, но это была, так сказать, ненависть на расстоянии, ибо Сталин никогда не посещал ни одного его спектакля. Неприязнь Сталина была основана исключительно на доносах. Непосредственно перед закрытием театра одну из его постановок посетил Каганович, обладавший тогда громадной властью. От него зависело будущее театра и самого Мейерхольда. Спектакль не понравился Кагановичу. Верный соратник Сталина покинул театр, не досмотрев его и до половины. Мейерхольд, которому было уже за шестьдесят, бросился за Кагановичем на улицу, но тот сел со своей свитой в машину и уехал. Мейерхольд бежал за машиной, пока не упал
В конце 1947 года он вернулся в Москву, возобновив свою работу в Совете Министров СССР.
Но и в Москве положение Кагановича становилось все более трудным. Набирала силу пресловутая кампания против «безродных космополитов». От евреев очищали партийный и государственный аппарат, их не принимали на дипломатическую службу, в органы безопасности, сократился прием евреев в институты, готовящие кадры для военной промышленности и наиболее важных отраслей науки.
Евреев перестали принимать в военные училища и академии, в партийные школы. Среди еврейской интеллигенции прошли массовые аресты.
Хотя Каганович и не был инициатором этих арестов, он не протестовал против них и никого не защищал. Бывший коминтерновец И.
Жертвой шпиономании стал и старший брат Кагановича Михаил Моисеевич, который был снят с поста наркома авиационной промышленности и выведен из состава членов ЦК ВКП(б). В первые годы после войны он был обвинен во вредительстве в области авиационной промышленности и даже в тайном сотрудничестве с гитлеровцами. Эти вздорные обвинения рассматривались на Политбюро. Докладывал Берия. Каганович не защищал своего брата. Сталин лицемерно похвалил Лазаря за принципиальность, но столь же лицемерно предложил не торопиться с арестом Михаила Моисеевича, а создать комиссию для проверки выдвинутых против него обвинений. Во главе ее поставили Микояна.
Через несколько дней Михаила Кагановича пригласили в кабинет Микояна. Приехал и Берия вместе с человеком, который дал показания против бывшего министра. Тот повторил свои обвинения. «Этот человек ненормальный», — сказал Михаил. Но он понял, что означает весь этот спектакль. В кармане у него был пистолет. «Есть в твоем кабинете туалет? — спросил он Микояна. Анастас Иванович показал нужную дверь. Михаил вошел в туалет, и через несколько мгновений там раздался выстрел. Его похоронили без почестей.
Микоян
К началу 1930 года вся система торговли в стране пришла в полное расстройство. Хлебозаготовки приняли характер продразверстки, ибо закупочные цены уже не соответствовали себестоимости сельскохозяйственной продукции. Наступила инфляция, бумажные деньги быстро обесценивались. Из-за недостатка продуктов в городах были введены строгое нормирование и карточная система. Во многих сельских районах свирепствовал жестокий голод, уносивший миллионы жизней. Для рабочих и служащих вводились пайки различных категорий в зависимости от работы, занимаемой должности и т. п. Торговля опять стала уступать место продуктообмену, при котором города снабжались продовольственными, а деревня — промышленными товарами. Новому положению в стране не соответствовали ни старые методы, ни прежнее название наркомата, во главе которого стоял Микоян. В 1930 году он был реорганизован в два наркомата — снабжения и внешней торговли. Для подавляющего большинства населения страны снабжение в начале 30-х годов было крайне скудным. Тогда-то и родилась в народе невеселая шутка: «Нет мяса, нет масла, нет молока, нет муки, нет мыла, но зато есть Микоян».
Впрочем, в одной торговой операции Микоян весьма преуспел: в продаже за границу части коллекций Эрмитажа, Музея нового западного искусства в Москве (вошедшего в Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина) и многих ценных предметов, конфискованных у царской семьи и высших представителей русского дворянства. Как раз в начале первой пятилетки Советскому Союзу остро не хватало валюты, чтобы оплатить импортируемое оборудование. Уменьшение сельскохозяйственного производства сократило до предела экспортные возможности страны. В это время и возникла мысль о продаже за границу картин знаменитых западных мастеров: Рембрандта, Рубенса, Тициана, Рафаэля, Ван Дейка, Пуссена и других. К вывозу были намечены многие золотые и ювелирные изделия, мебель из царских дворцов (часть этой мебели принадлежала еще французским королям), а также часть библиотеки Николая I.
Ведавший музеями страны народный комиссар просвещения А. В. Луначарский был решительно против затеваемой операции, но Политбюро отвергло его возражения. Продать ценности Эрмитажа оказалось не очень просто — главным образом из-за протестов видных деятелей русской эмиграции. Аукцион, проведенный в Германии, дал плохие результаты. Во Франции Советский Союз также ждала неудача, потому что по некоторым из выставленных на продажу предметов эмиграция возбудила судебные дела.
Первые крупные сделки Микоян заключил с известным армянским миллиардером Гульбенкяном. Затем картины стали покупать и американцы. Крупнейшие сделки были заключены также с миллиардером и бывшим министром финансов США Эндрю Меллоном. В меньших масштабах эти продажи происходили до 1936 года. Общая выручка СССР от них составила более 100 миллионов долларов (В 30-е годы как покупатели, так и продавцы картин и ценностей избегали гласности. Сегодня большая часть картин из Эрмитажа уже не находится в частных руках. Гульбенкян подарил свою коллекцию Португалии. Картины из коллекций Меллона выставлены в Вашингтонской галерее. Часть картин приобретена или получена в дар голландскими музеями и Лувром.).
Сталин полностью доверял в этот период Микояну. Когда тяжело заболел председатель ОГПУ В. Р. Менжинский, Сталин предполагал поставить на его место Микояна. Но Микоян не горел желанием переходить из сферы торговли и снабжения на руководство карательной системой Советского государства, и это назначение не состоялось.
Микоян не принимал непосредственного участия в карательных акциях времен коллективизации и принудительных заготовок в 1930-1933 годах.
Но ему пришлось дать свою санкцию на арест многих беспартийных специалистов, в том числе и на занимавших важные посты в Наркомате торговли, клеветнически обвиненных во вредительстве. Микоян не был инициатором этих репрессий, но и не выступал открыто против них. Показательна история М. П. Якубовича, который еще в Наркомате торговли возглавлял управление промышленных товаров. Составляемые им планы снабжения весьма придирчиво изучал Микоян, потом они утверждались коллегией наркомата. Основные контрольные цифры снабжения рассматривались даже на Политбюро ЦК ВКП(б).
Однажды Микоян распорядился увеличить снабжение одних городов за счет других, что было связано с массовыми протестами рабочих. Якубович напомнил, что задания по снабжению уже утверждены Политбюро. Но Микоян сослался на личное указание Сталина. Якубович подчинился. Вскоре, однако, и в других городах произошли вспышки недовольства. В «Правде» появилась статья, обвинявшая Якубовича и его отдел во вредительстве. Якубович был арестован. На первом же допросе он потребовал вызвать в качестве свидетеля Микояна. Но следователь только рассмеялся. «Вы что, сошли с ума? — сказал он. — Разве мы будем из-за вас вызывать наркома СССР свидетелем?» Якубович был осужден и провел в лагерях и тюрьмах более двадцати пяти лет
Некоторые из близких друзей и родственников Микояна пытаются до сих пор утверждать, что Анастас Микоян не принимал никакого участия в репрессиях и терроре 30-х годов, хотя и не протестовал против них открыто.
К сожалению, эти утверждения не согласуются с действительностью. Конечно, Микоян никогда не был столь активен и агрессивен, как Каганович, но он не мог, оставаясь членом Политбюро, вообще уклониться от участия в репрессиях. Во-первых, как член Политбюро Микоян должен был нести свою долю ответственности за все решения Политбюро, связанные с репрессиями. На многих подготовленных Ежовым списках людей, предназначенных к «ликвидации», Сталин не просто ставил свою подпись, но давал их также и другим членам Политбюро. Во-вторых, каждый из наркомов должен был тогда санкционировать аресты руководящих работников в своей отрасли. Трудно предположить, что Микоян ничего не знал об арестах многих видных деятелей торговли и пищевой промышленности.
С. Орджоникидзе, который пытался защищать своих подчиненных, был доведен еще в начале 1937 года до самоубийства. Микоян был другом Орджоникидзе, и младшего из своих пяти сыновей он назвал в его честь Серго. Выступая через двадцать лет на партийном собрании завода «Красный пролетарий», Микоян сам рассказал, что вскоре после смерти Орджоникидзе Сталин вызвал его к себе и сказал с угрозой: «История о том, как были расстреляны 26 бакинских комиссаров и только один из них — Микоян — остался в живых, темна и запутанна. И ты, Анастас, не заставляй нас распутывать эту историю».
После такого предупреждения даже путь, избранный Серго, был сомнителен для Микояна, так как над ним все время висела угроза быть обвиненным в предательстве своих товарищей по Бакинской коммуне. И Микоян подчинялся Сталину. На февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) Микояну поручили возглавить комиссию, которая должна была решить участь Бухарина и Рыкова. Ее определение было кратким: Бухарина и Рыкова из кандидатов в члены ЦК ВКП(б) и из членов ВКП(б) исключить, дело их направить в НКВД. В тот же день Бухарин и Рыков были арестованы.
Вместе с Маленковым, тогда еще даже не членом ЦК, Микоян выезжал осенью 1937 года в Армению для проведения чистки партийных и государственных органов этой республики от «врагов народа». Это была жестокая репрессивная кампания, в результате которой погибли сотни, а если учитывать и районные кадры, то тысячи ни в чем не повинных людей. Республиканская газета «Коммунист» в конце 1937 года писала:
«По указанию великого Сталина товарищ Микоян оказал громадную помощь большевикам Армении в разоблачении и выкорчевывании врагов армянского народа, пробравшихся к руководству и стремившихся отдать армянский народ в кабалу помещикам и капиталистам, презренных бандитов Аматуни, Гулояна, Акопова и других».
«Страстно ненавидя всех врагов социализма, тов. Микоян оказал огромную помощь армянскому народу и на основе указаний великого Сталина лично помог рабочим и крестьянам Армении разоблачить и разгромить подлых врагов, троцкистско-бухаринских, дашнакско-националистических шпионов, вредивших рабочей и крестьянской Армении».
«…Микоян, который по указанию великого Сталина выявил и вышвырнул заклятых врагов трудящихся — троцкистов, дашнаков Аматуни, Акопова, Гулояна, Мугдуси и других мерзавцев» (Коммунист (Ереван). 1937. 11 нояб., 8 дек.).
Ворошилов
Как политическая личность Климент Ефремович Ворошилов значительно уступал многим другим деятелям из окружения Сталина по своему влиянию, но столь же заметно превосходил их по своей легенде. Ворошилов не обладал умом, хитростью и деловыми качествами Микояна, у него не было организаторских способностей, активности и жестокости Кагановича, а также канцелярской работоспособности и «каменной задницы» Молотова.
Ворошилов не умел ориентироваться, подобно Маленкову, в хитросплетениях аппаратных интриг, ему недоставало огромной энергии Хрущева, он не обладал теоретическими знаниями и претензиями Жданова или Вознесенского и даже как полководец Ворошилов больше понес поражений, чем одержал побед. Но может быть, именно из-за отсутствия каких-либо выдающихся способностей он дольше других сохранил свое место в верхах партии и государства. И чем меньшими были реальные достижения Ворошилова как руководителя, тем больше различных легенд возникало вокруг его имени.
«Великий террор» второй половины 30-х годов с особой жестокостью обрушился на военные кадры Советского государства. Без преувеличения можно сказать, что основная и, как правило, лучшая часть руководящих кадров Красной армии и Военно-морского флота была безжалостно перебита в 1936-1938 годах. Эти люди погибли не на поле боя, а в подвалах Лубянки и других тюрьмах страны, а также в «трудовых» концлагерях.
Точных данных на этот счет ни у кого нет, но можно с достаточной долей уверенности сказать, что погибло от 25 до 30 тысяч кадровых командиров и военно-политических работников Красной армии и флота. В 1935 году в СССР ввели звание маршала. Его присвоили пяти военачальникам: Ворошилову, Буденному, Блюхеру, Тухачевскому и Егорову. Но уже в 1937-1939 годах Блюхер, Тухачевский и Егоров были расстреляны как «враги народа». Из комсостава 1935 года во время террора погибли: из 16 командармов 1-го и 2-го ранга — 15, из 67 комкоров — 60, из 199 комдивов репрессировано 136, из 397 комбригов — 221. Из четырех флагманов флота погибло четверо, из шести флагманов 1-го ранга — шестеро, из 15 флагманов 2-го ранга — девять. Погибли все 17 армейских комиссаров 1-го и 2-го ранга, а также 25 из 29 корпусных комиссаров. Из 97 дивизионных комиссаров было арестовано 79, из 36 бригадных комиссаров — 34. Была арестована третья часть военкомов полков (По подсчетам автора. Ред.).
Какова роль в этом страшном избиении военных кадров наркома Ворошилова? У нас нет данных о том, что именно он составлял проскрипционные списки для арестов и расстрелов. Но Сталину и не нужно было, чтобы Ворошилов занимался арестами. Достаточно было того, что он давал санкцию на них и подписывал большую часть списков вместе со Сталиным и Ежовым. Никто из видных военачальников не мог быть арестован без ведома и согласия наркома обороны. И Ворошилов всегда давал такое согласие. Ворошилов способствовал разжиганию шпиономании в армии и на флоте. Еще в августе 1937 года, то есть вскоре после военного суда и расстрела М. Н. Тухачевского, И. Э. Якира, И. П. Уборевича, Б. М. Фельдмана, А. И. Корка и других и самоубийства заместителя Ворошилова Я. Б. Гамарника, нарком обороны Ворошилов и нарком внутренних дел Ежов подписали совместный приказ по Вооруженным Силам СССР. В нем утверждалось, что в СССР, и особенно в Красной армии, создана разветвленная сеть шпионов различных государств. Отсюда вытекало требование: всем, кто как-то связан со шпионами, — сознаться; а тем, кто что-то знает или подозревает о шпионской деятельности, — донести.
Репрессии нанесли страшный урон боеспособности РККА, обескровили ее кадровый состав, но это не помешало Ворошилову, выступая 23 марта 1939 года перед военными — делегатами XVIII съезда ВКП(б), заявить:
«Мы в основном уже очистились от шпионской мрази, но у нас агенты гестапо еще имеются» (Цит. по: Анфилов В. Самые тяжкие годы // Литературная газета. 1989. 22 марта.).
В ряде случаев Ворошилов выступал и в роли прямого соучастника репрессивных органов. И. Федько, назначенный после гибели Тухачевского и Гамарника первым заместителем наркома обороны, оказал явившимся к нему работникам НКВД вооруженное сопротивление и приказал своей охране держать их под прицелом. Одновременно Федько тут же позвонил Ворошилову. Тот сказал Федько, что он, Ворошилов, лично во всем разберется. Но вместе с тем Ворошилов приказал Федько прекратить сопротивление и «временно» подчиниться работникам НКВД. Вскоре Федько был расстрелян по списку, который, несомненно, подписали не только Сталин и Ежов, но и Ворошилов. А вот что рассказывает Г. Л. Блюхер, вдова В. К. Блюхера:
«…нарком (Ворошилов. — Р. М.) предложил «отдохнуть» Блюхеру В. К. с семьей на его личной даче «Бочаров ручей» в Сочи.
И там, в роскошной по тем временам «ловушке», были арестованы Василий Константинович Блюхер, затем я, затем брат В. К. Блюхера — Блюхер Павел Константинович, капитан ВВС…» (Военно-исторический журнал. 1989. № 1. С. 3 обложки.)
Некоторых из военных атташе СССР за границей вызывали в Москву на прием к Ворошилову, и их арестовывали в приемной наркома обороны. Было очевидно, что это делается с его согласия и одобрения.
Когда Гитлер готовился к нападению на СССР, то он без обиняков ссылался на уничтожение советских военных кадров как на благоприятный для Германии фактор, а фельдмаршал Ф. фон Бок писал:
«С русской армией можно не считаться как с военной силой, ибо кровавые репрессии подорвали ее дух, превратили в инертную машину» (Цит. по: Чистяков Б. Наркомвоенмор номер три // Смена (Ленинград). 1989. 19 февр.).
Маленков
О Маленкове трудно написать даже самый краткий очерк. В сущности, это был человек без биографии, деятель особых отделов и тайных кабинетов. Он не имел ни своего лица, ни собственного стиля. Он был орудием Сталина, и его громадная власть означала всего лишь продолжение власти Сталина. И когда Сталин умер, Маленков сумел удержаться у руководства страной и партией чуть более года. Наследство Сталина оказалось чрезмерно тяжелой ношей для Маленкова, и он не смог сохранить его в своих, как обнаружилось, не слишком сильных руках.
Георгий Маленков родился 8 января 1902 года в семье служащего. Согласно краткой официальной биографии, он ушел добровольцем на фронт защищать Советскую власть и в апреле 1920 года вступил в партию. Был политработником эскадрона, полка, бригады и даже Политуправления Восточного и Туркестанского фронтов. Однако, по неофициальным данным, он служил всего лишь писарем в политическом отделе и никогда не поднимал бойцов в атаку. Он плохо стрелял и едва держался на коне, но хорошо вел делопроизводство. По окончании Гражданской войны Маленков не стал возвращаться домой в Оренбург, а приехал в Москву и в 1921 году поступил в Высшее техническое училище. В мае 1920 года он женился на Валерии Голубцовой, которая занимала незначительную должность в аппарате ЦК РКП(б). Этот брак был первой ступенькой в стремительной партийной карьере Маленкова.
Если Сталин был главным организатором и вдохновителем массового террора 1937-1938 годов, то Ежов — главным исполнителем этой страшной кровавой кампании. Именно Ежов был назначен в 1936 году наркомом внутренних дел СССР, возглавил карательные органы, которым предоставлялись чрезвычайные полномочия по выявлению, изоляции и уничтожению тех людей, которых стали теперь называть «врагами народа». Маленков действовал в тени, но именно он был одним из тех, кто под руководством Сталина приводил в движение наиболее важные тайные пружины террора. В книге «Крушение поколения» И. Бергер, однако, писал: «Маленков в отличие от Молотова и Кагановича не нес прямой ответственности за сталинский террор 30-х годов» (Бергер И. Крушение поколения. С. 294.). Это мнение ошибочно. Формально Маленков не входил тогда ни в какие руководящие государственные органы.
Маленков играл в событиях 1937-1938 годов не менее важную роль, чем Ежов, Берия, Каганович и Молотов. Наделенный чрезвычайными правами, Маленков руководил репрессиями не только в тиши своего кабинета, но и непосредственно на местах, в различных республиках и областях. Было немало случаев, когда он лично присутствовал на допросах и пытках арестованных партийных руководителей. Так, например, Маленков вместе с Ежовым выезжал в 1937 году в Белоруссию, где был учинен настоящий разгром партийной организации республики. Осенью этого же года Маленков с Микояном побывали в Армении, где также был репрессирован почти весь партийный и советский актив этой республики. При участии Маленкова составлялся план репрессий во всех областях РСФСР, затем в его отделе подбирали новые кандидатуры секретарей обкомов и горкомов на место арестованных и расстрелянных.
Осенью того же 1944 года Сталин созвал в Кремле расширенное совещание, на которое были приглашены члены Политбюро и Секретариата ЦК, первые секретари республиканских и областных комитетов партии, руководители оборонной промышленности, армии и государственной безопасности. Речь шла о «еврейской проблеме». В своем вступительном слове Сталин — правда, с некоторыми оговорками — высказался за «более осторожное» назначение евреев на руководящие должности в государственных и партийных органах. Каждый из участников совещания понял, однако, что речь идет о постепенном вытеснении лиц еврейской национальности с ответственных постов. Наиболее подробным на этом совещании было выступление Маленкова, который обосновывал необходимость «повышения бдительности» по отношению к еврейским кадрам. Вскоре после совещания в ЦК ВКП(б) партийные комитеты различных уровней получили подписанное Маленковым директивное письмо, которое тогда в партийных кругах называли «маленковским циркуляром». В нем перечислялись должности, на которые назначение людей еврейской национальности было нежелательно. Одновременно вводились и некоторые ограничения при приеме евреев в высшие учебные заведения.
Сталин уже во второй половине 1948 года стал часто болеть, в 1949 году он перенес, по-видимому, первое кровоизлияние в мозг. Все это усилило борьбу за власть среди ближайшего сталинского окружения. На короткое время, еще до болезни Сталина, жертвой этой борьбы стал и сам Маленков. Не без участия сына Сталина Василия было создано провокационное дело о низком уровне советской авиационной промышленности. В результате были арестованы командующий ВВС Красной армии Главный маршал авиации А. А. Новиков, член ЦК ВКП(б) А. И. Шахурин, работавший в годы войны наркомом авиационной промышленности СССР, а также многие другие работники авиапромышленности и военные авиаторы. Все эти аресты отразились и на Маленкове. Он был освобожден от работы в аппарате ЦК и направлен в Ташкент. Эта «ссылка» длилась, однако, недолго. Особенно большие усилия для полной реабилитации и возвращения в Москву Маленкова приложил Берия.
Берия в это время вел сложную интригу, направленную на компрометацию Жданова, Вознесенского и их ближайшего окружения. Маленков стал помогать Берии. Между Ждановым и Маленковым давно уже существовали крайне неприязненные отношения. Жданов и его ближайшие друзья считали Маленкова неграмотным выдвиженцем и в своем кругу называли его Маланьей — это был намек на женоподобный внешний облик тучного Маленкова. Берии и Маленкову удалось убедить Сталина, которого и без того раздражали теоретические претензии Жданова и Вознесенского, в «сепаратизме» Ленинградской партийной организации и выдвиженцев из Ленинграда. Так возникло «ленинградское дело», жертвой которого стали все руководители Ленинградской партийной организации во главе с П. С. Попковым.
Репрессии распространились потом вниз и охватили сотни и тысячи партийных и комсомольских работников Ленинграда, ученых, тружеников народного хозяйства. Они двинулись и вверх, приведя к аресту и гибели Н. А. Вознесенского, А. А. Кузнецова, М. И. Родионова и других ответственных работников партийного и советского аппарата. Маленков взял на себя разгром Ленинградской партийной организации, для чего выехал в Ленинград. Берия руководил репрессиями в Москве. Жданов, который недавно сам возглавлял погромные идеологические кампании, фактически был отстранен от руководства и умер у себя на даче в возрасте 52 лет при не вполне выясненных обстоятельствах.
В 1950-1952 годах Маленков был, безусловно, вторым по значению человеком в партии. Влияние Маленкова увеличивалось также благодаря его дружбе с Берией. Сталин приблизил к себе в это время еще двух человек — Хрущева и Булганина, однако их значение в партийно-государственных делах было гораздо меньшим.
Вопрос о преемнике Сталина возник сразу же после того, как члены высшего руководства страны узнали о его безнадежном состоянии. У постели умирающего вождя между ближайшими его соратниками происходили осторожные переговоры о распределении власти. Маленков разговаривал об этом с Берией, а Хрущев с Булганиным. В сущности, все были согласны с тем, что именно Маленков должен будет занять наиболее важный в то время пост Председателя Совета Министров СССР. Это предложение внес Берия, Хрущев и Булганин согласились с ним. Однако одновременно было решено освободить Маленкова от обязанностей секретаря ЦК КПСС и сформировать более узкий Секретариат из пяти человек: С. Д. Игнатьева, П. Н. Поспелова, М. А. Суслова, Н. С. Хрущева и Н. Н. Шаталина. Никто из этих пяти человек не считался «первым секретарем», только Хрущев был членом нового, более узкого Президиума ЦК, и поэтому он председательствовал на заседаниях Секретариата. Тем не менее именно Маленков в первые месяцы после смерти Сталина оказался первым лицом не только в руководстве государственным аппаратом, но и в партии. Он председательствовал на заседаниях Президиума ЦК, с ним нужно было согласовывать все решения директивного характера.
Арест Берии и суд над ним, закончившийся вынесением смертного приговора, сопровождались изменениями всего персонального состава карательных органов, во главе которых был поставлен ближайший сторонник Хрущева генерал Серов. Одновременно функции МВД — МГБ были значительно урезаны, в их задачу теперь не входил контроль за деятельностью партийных органов, а, напротив, МВД — МГБ были поставлены под твердый контроль ЦК КПСС, и прежде всего Секретариата ЦК, то есть Хрущева. Маленков уже не мог использовать, подобно Сталину, карательные органы в качестве опоры своей власти.
Эти факторы к осени 1953 года значительно ослабили роль Маленкова. Высший партийный аппарат все увереннее и прочнее брал под свой контроль государственные и общественные организации, а первым человеком в партии был теперь уже не Маленков, а Хрущев. Без одобрения Хрущева не принимались никакие важные решения и назначения
Уже в 1957 году Хрущев настоял на реабилитации большой группы военных деятелей во главе с Тухачевским и Якиром, арест и расстрел которых был санкционирован в 1937 году Политбюро (сам Хрущев в это время еще не входил в Политбюро). Было начато расследование, берущее под сомнение законность и обоснованность приговоров по таким фальсифицированным политическим процессам 30-х годов, как процессы Зиновьева — Каменева, Радека — Пятакова, Бухарина — Рыкова, в результате которых были приговорены к расстрелу десятки виднейших соратников Ленина, деятелей Октябрьской революции и Гражданской войны. Все это переполнило чашу терпения большинства членов Президиума ЦК. Их объединил страх ответственности. Организаторами фракционной группы были Молотов и Каганович, но к ним сразу же присоединился и Маленков. Поражение этой группы было концом политической и государственной карьеры Маленкова. Он был исключен из Президиума ЦК и из ЦК КПСС и снят с ответственной работы в Совете Министров СССР.
Маленкова назначили директором Усть-Каменогорской ГЭС, построенной в верхнем течении Иртыша. Вскоре его перевели директором Экибастузской ГРЭС. Так же как и Каганович, Маленков был весьма либеральным директором, и ему однажды обком партии объявил выговор «за панибратство с рабочими».
В 1961 году после XXII съезда КПСС он был исключен из партии. На съезде говорили о преступлениях Маленкова, о его близости к Ежову и Берии и о многом другом. Он мог считать, что еще слишком легко отделался.
Калинин
Михаил Иванович Калинин — один из виднейших руководителей Советской власти и Коммунистической партии. Соратник как В. И. Ленина, так и Сталина, он 27 лет находился на посту руководителя верховного органа государственной власти — Председателя ВЦИК, потом ЦИК СССР, еще позднее Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Тем не менее в наше время всеобщей и активной переоценки как многих важнейших событий советской истории, так и почти всех ведущих лидеров КПСС и Советского государства о Калинине говорят и пишут не так часто, и только недавнее возвращение г. Калинину и Калининской области их исконных наименований — г. Твери и Тверской области — привлекло да и то не слишком пристальное внимание к его личности и политической роли.
Несмотря на его высокие должности и звания, при жизни Калинину отводилась чаще всего второстепенная, часто попросту формальная, представительская роль. В иерархии реальной власти Калинин и в 20-е годы занимал не слишком высокое место, а в 30-40-е годы он был попросту бесправен.
Михаил Калинин родился 7(19) ноября 1875 года в деревне Верхняя Троица Корчевского уезда Тверской губернии. В многодетной семье небогатого крестьянина Ивана Калиныча и его жены Марии Васильевны Михаил был первенцем, и ему рано пришлось заниматься хозяйством, чтобы помочь прокормить семью. Учиться грамоте Михаил начал у отставного и не особенно грамотного солдата, но в 11-летнем возрасте он смог поступить в начальное земское училище, четырехлетний курс которого он окончил за два года с похвальной грамотой.
Он не знал, куда ему теперь деться, и охотно поступил «мальчиком для домашних услуг» в семью местных помещиков Мордухай-Болтовских, глава которой — генерал и инженер путей сообщения — взял Михаила в свой дом в Петербург. Обязанности лакея молодой Калинин исполнял, по его собственным воспоминаниям, небрежно и плохо, хотя продержался в доме Мордухай-Болтовского почти четыре года. У генерала имелась неплохая библиотека, и Михаил смог прочитать здесь множество книг. В 18-летнем возрасте он смог поступить учеником токаря на казенный военный завод «Старый арсенал», где по вечерам посещал также заводскую школу.
В середине 90-х годов Михаил Калинин перешел работать токарем на известный Путиловский завод, где и завязались его первые политические знакомства. В 1896 году он стал членом Союза борьбы за освобождение рабочего класса. Союз этот был организован при активном участии Ленина, но сам Владимир Ильич в это время был уже арестован. Калинин много читал, и среди различных революционных течений тех лет он сразу же отдал предпочтение социал-демократам, партия которых формально была провозглашена в 1898 году. Очень рано проявилось у Калинина и желание не только к практической, но и творческой работе — его заметки публиковались в газете «Рабочая мысль», он составлял листовки, организовал вокруг себя небольшой кружок из рабочих. Все это привело к первому аресту Калинина и его первой ссылке, но не в Сибирь, а в Тифлис, а затем и в Ревел
Как известно, осенью 1918 года Ленин провозгласил изменение политики партии по отношению к середняку, и все так называемые комбеды были отменены декретом Совнаркома. Но положение городской мелкой буржуазии продолжало оставаться тяжелым. Калинин решил выступить публично. 25 января 1919 года в «Петроградской правде» (№ 18) была «в порядке дискуссии» опубликована статья М. И. Калинина «Мелкая буржуазия и диктатура пролетариата».
«Я думаю, — писал Калинин, — не погрешая против основных принципов коммунизма, мы можем дать мелкой буржуазии не меньше, чем давал ей капиталистический строй… Наше Советское правительство должно гарантировать право на мелкую собственность… Мало ограничиться лишь политическими поблажками, если мы не укрепимся экономически, то таковое сближение будет кратковременным… Международное политическое положение заставляет нас искать более или менее длительного союза с нею, длительный же союз может быть укреплен только экономически… И тут невольно возникает вопрос, какие компенсации мы можем предложить мелкой буржуазии?… Правительство должно гарантировать право на мелкую собственность… Правительство разрешает крестьянину, ремесленнику, кустарю, мелкому огороднику, мелкому торговцу, молочнику пользоваться наемным трудом под контролем Совета профессиональных союзов. Большего мелкий буржуа в истории никогда не имел и его претензии дальше не идут».
На посту Председателя ВЦИК Калинин работал много и энергично. Вскоре после своего избрания он предпринял поездку по стране и побывал на большинстве фронтов Гражданской войны — на сформированном для этой цели агитационно-инструкторском поезде «Октябрьская революция».
Калинин никогда не был тем, кого принято называть сильным лидером. Не чужды были ему и многие человеческие слабости, а также развращающее влияние власти и привилегий, которых он не хотел лишиться. Поэтому шантаж и давление Сталина достигли цели; Калинин был политически и морально сломан, сломлен и с начала 30-х годов уже никогда в сущности не выступал против Сталина. В награду за «послушание» Сталин оставил Калинину все его посты и привилегии
Подпись Калинина стоит под постановлением ЦИК СССР «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации…». Этот закон от 7 августа 1932 года привел к аресту и длительному заключению миллионов бедняков и середняков — «за колоски», как говорили в народе. Голодных крестьян арестовывали за «кражу» горсти зерна у колхоза, хотя именно эти люди вырастили это зерно. Подпись Калинина скрепляет и Постановление о паспортной системе, превратившее сельских жителей в граждан «второго сорта», практически в крепостных, лишая их свободы передвижения. Подпись Калинина стоит и под чудовищным по своей жестокости постановлением от 1 декабря 1934 года «О порядке ведения дел о подготовке и совершении террористических актов».
Это постановление оставалось главной юридической нормой для большей части псевдосудебных процедур 30-40-х годов. Но и система внесудебных репрессий, распространение всех видов уголовного законодательства на детей с 12-летнего возраста и многие другие акты сталинского произвола были одобрены не только резолюциями Сталина или Молотова, но и актами ЦИК СССР за подписью Калинина. Уголовное наказание за опоздание, прогул, за самовольный уход с работы, за мелкие хищения — все это драконовское законодательство 1940 года также скреплено подписью Михаила Ивановича.
В 1936-1938 гг. жестокий террор обрушился и на ЦИК СССР. Были арестованы большинство членов ЦИК СССР, а позднее и многие члены Президиума Верховного Совета СССР. Я уже не говорю о сотнях работников аппарата, который обслуживал ЦИК СССР и Верховный Совет СССР. Известна судьба секретаря ЦИК СССР, недавнего друга не только Калинина, но и Сталина, А. С. Енукидзе, который был расстрелян в 1937 году. Погибли и другие секретари ЦИК СССР: А. Ф. Кисилев, И. А. Акулов, И. С. Уншлихт (уцелел лишь А. Ф. Горкин). Именно Калинин должен был давать санкцию на арест работников и членов ЦИК и Верховного Совета, хотя среди них имелось немало и его личных друзей.
Бывший член ЦИК СССР, бывший председатель горсовета г. Казани П. Аксенов, сумевший выжить в страшных условиях лагерей и через 18 лет после ареста вернувшийся в Казань, где он стал почетным гражданином города и недавно был награжден орденом Ленина в связи с 90-летием, рассказывал мне, что его арестовали прямо на заседании ЦИК СССР. Его попросили пройти из зала заседаний в кабинет Калинина, где кроме хозяина сидели три работника НКВД, предъявивших Аксенову ордер на арест.
Михаил Иванович плакал и со слезами на глазах обнял Аксенова, произнося тихим голосом что-то вроде просьбы о прощении. Но тепло попрощавшись с Аксеновым, Всесоюзный староста тут же отстранился, предоставив действовать сотрудникам НКВД. О полной внутренней опустошенности и безволии Калинина свидетельствует и такой эпизод. В сохранившейся стенограмме встречи Калинина с жителями Хибиногорска Мурманской области (ныне г. Кировск) записана такая фраза Калинина: «Ничего у меня не просите, я человек безвластный.
