Прометей атомного века

Игорь Васильевич Курчатов родился на Урале, в глухом местечке Симский завод. Его отец, помощник лесничего Василий Алексеевич Курчатов, на лето вывозил семью на кордон, и будущий ученый рано познакомился с уральской природой.

Есть что-то загадочное и манящее в уральской тайге, то забирающейся на каменные кручи, то хвойным океаном разливающейся по равнинам. Долгими летними вечерами мать рассказывала Игорю об Урале – опоре державы, о сказочных горах, и тогда словно вспыхивали от ее слов в воображении и самоцветно горели, (переливаясь всеми гранями, сверкающие хрустали, аквамарины, топазы, изумруды. А отеп частенько уводил сына в чащу, рассказывал ему о цветах и деревьях, приговаривая при этом: «Мы с тобой уральцы, мы секреты гор и тайги знаем». И еще любил отец повторять: «Не бойся!»

Мальчишка рос бесстрашным, смело подходил к свирепому псу, отважно шел в таинственную тьму папоротниковых зарослей. Наблюдая за сыном, Василий Алексеевич радовался: из Игорька получится прекрасный лесничий и охотник. Но мать, Мария Васильевна, учительница местной школы, не соглашалась с мужем, она считала, что Игорь, Борис и Антонина – дети Курчатовых – должны стать учителями-просветителями, чтобы нести свет знания неграмотным крестьянам. Василий Алексеевич, несмотря на крутой характер, слушал жену. В конце концов они сошлись на том, что их дети должны прежде всего получить хорошее образование.

В 1908 году Курчатовы переехали в Симбирск, на Волгу: там Василию Алексеевичу предоставили место землеустроителя. Но пожить на Волге пришлось недолго: тяжело заболела Антонина, и врачи рекомендовали немедленно везти ее на юг – в Крым, к солнцу.
Пришлось Курчатовым покинуть Симбирск и всей семьей переселиться в Симферополь. Но переезд не .помог девочке – Антонина вскоре умерла. Смерть сестры потрясла Игоря: он очень любил ее.

В 1920 году Игорь Курчатов окончил Симферопольскую гимназию с золотой медалью и поступил в Крымский университет на математическое отделение физико-математического факультета. Учился он легко, успевал еще и «прирабатывать» – пилил дрова, грузил и разгружал вагоны, занимался с ребятишками в детском саду, выписывал шоферам наряды на автобазе, был даже сторожем совхозного сада. Но зародившаяся еще в гимназии мечта стать кораблестроителем не покидала его. Море манило и звало к себе. Делясь своими планами с братом Борисом, Игорь сказал ему, что будет за один год проходить по два курса, досрочно окончит университет и поедет в Ленинград – на кораблестроительный. Там-то и пригодятся физика и математика.
Игорь Курчатов приступил к осуществлению задуманной программы досрочного окончания университета. Это был настоящий штурм. Курчатов сократил время для отдыха, исключил все, что могло отрывать его от занятий. Весной 1923 года он сдал зачеты за третий курс, летом самостоятельно прошел программу четвертого курса и одновременно выполнил дипломную работу по теории гравитационного элемента, на что отводился еще год. Это был такой штурм, такой накал, что все в университете только и говорили о небывалом успехе Курчатова. Осенью, как и планировал, он поступил на кораблестроительный факультет Политехнического института в Ленинграде.

Снова лекции, лабораторные работы и, конечно, приработок к стипендии. Курчатову пригодился крымский опыт работы «на прокорм». В бригаде, собранной из студентов разных институтов и направленной биржей труда на Неву разгружать баржи, оказались вместе Игорь Курчатов и Марк Донской, в будущем знаменитый кинорежиссер. По его рассказам, Игорек пришелся всем по душе – он был общительным парнем, не боялся никакой работы, умел дружить и постоять за товарища. Сначала Донской был бригадиром, потом вместо него стал «бригадирить» Курчатов. У него был особый талант организатора – умел без крика и угроз заставить ребят подчиняться дисциплине.

В институте Курчатов тоже стал вожаком. Он проводил со студентами занятия всевобуча, слыл активистом в профсоюзной работе, и его выступления на общих собраниях вызывали горячие споры и шумное одобрение.

Все шло хорошо и, вдруг, подобно взрыву бомбы, последовало решение оставить кораблестроение и «повернуть» в сторону метеорологии. Произошло это при следующих обстоятельствах. Занимаясь пилкой дров, разгрузкой барж и железнодорожных вагонов, студент Курчатов однажды получил направление биржи труда в магнитно-метеорологическую обсерваторию в Павловск. На новой работе он должен был исследо¬вать капли дождя и снежинки, наблюдать за облаками, определять силу ветра. Перед ним открылся полный тайн удивительный мир атмосферы с ее мощными ветровыми потоками, ливнями, снегопадами и бурями. В электрическом павильоне Курчатов нашел нечто большее, чем приработок к стипендии, – он нашел новое призвание в жизни. В Павловской магнитно-метеорологической обсерватории Курчатов получил возможность заниматься своей первой научной работой – ему поручили исследовать радиоактивность снега. Курчатов провел свою работу на таком высоком уровне и с такой обстоятельной математической обработкой результатов, что специалисты весьма одобрительно отозвались о его труде. Впервые он определил радиоактивность снега в момент его выпадения и дал метод расчета, учитывающий радиоактивное равновесие продуктов распада радия и поглощения альфа-частиц в воде.

Снег, самый обычный снег, исследованием которого занимался Курчатов, изменил его жизнь. Игорь уже не думал о строительстве и проектировании кораблей, мечту его юности словно замели снега.

Потом последовали другие задания. Курчатову предложили поехать на все лето от Павловской обсерватории в Крым, в Феодосийский гидрометеорологический центр для исследований малоизученных тогда явлений моря. Крым был для Курчатова второй после Урала родиной, и он, естественно, с радостью поехал в Феодосию.

Не боясь палящего солнца, Курчатов старательно занимался промерами морских глубин, определял характер волн. Его интересовали сейши – малозаметные для глаз изменения поверхности моря. Курчатов и здесь блеснул точностью своих наблюдений, безукоризненным математическим анализом добытых фактов. Научная работа, в общем-то, только начинающего метеоролога-исследователя произвела впечатление на специалистов. Они во всеуслышание стали прочить Курчатову большое будущее. Казалось, вот и кончились поиски главной цели в жизни. Но Курчатов вскоре расстается и с метеорологией.

«Виновником» нового крутого поворота оказался его бывший учитель физики Семен Николаевич Усатый, который давно, еще в Симферопольской гимназии, а затем в Крымском университете, предсказывал Курчатову будущность физика. С годами Семен Николаевич стал профессором, одним из видных русских электротехников, другом ака-демика Абрама Федоровича Иоффе. Убедившись в том, что его бывший ученик «мечется», все еще ищет главную цель, он решил вмешаться в его жизнь. Повстречав Курчатова в Феодосии, С. Н. Усатый долго расспрашивал его о работе, планах на будущее и, подводя итог беседе, заявил: Курчатов должен оставить метеорологию и заняться чистой физикой! Профессор предложил Курчатову место ассистента на его кафедре физики в Азербайджанском политехническом институте.

– Придет время, я передам вам кафедру. Будете заниматься интереснейшими, современными физическими проблемами, – уговаривал С. Н. Усатый. – Ну-с, говорите «да», и мы едем в Баку.

Все было так неожиданно – и предложение, и настойчивость старого учителя. Курчатов не сразу дал свое согласие. Несколько дней ходил сам не свой, голова разламывалась от противоречивых мыслей и желаний. Идти ли и дальше по избранному пути в метеорологии или изменить ей? Очень соблазняла тема, предложенная С. Н. Усатым, – исследования по физике диэлектриков. Промаявшись несколько дней, Курчатов решился. Велико же было изумление и негодование метеорологов, когда они узнали, что Курчатов уезжает заниматься физикой.

В нефтяном Баку с его лесом вышек и неистовыми ветрами с гор и с моря Курчатов ступил на новый путь. Безукоризненно выполняя обязанности ассистента, готовя опыты, Курчатов с блеском провел исследования. С. Н. Усатый был несказанно рад, когда на его столе по¬явился рукописный труд И. Курчатова «Исследования по физике диэлектриков». Он внимательно прочитал работу. Нет, не зря он уговорил Курчатова заняться физикой! Но появились и сомнения – сможет ли развиться талант даровитого ученика в Азербайджанском политехническом институте, не имевшем в ту пору достаточных возможностей для проведения новых сложных опытов?

Своими размышлениями о судьбе многообещающего ученого, прекрасно осуществившего порученные ему исследования по физике диэлектриков, С. Н. Усатый поделился со своим другом академиком А. Ф. Иоффе, который возглавлял Ленинградский физико-технический институт – ЛФТИ. Работа Курчатова о диэлектриках шла в русле тех тем, над которыми работал институт. Академик, искавший по всей стране таланты, порекомендовал своему бакинскому товарищу отправить Курчатова в Ленинград.

В ЛФТИ Курчатов нашел все, о чем он мог только мечтать. Вчерашний аспирант быстро вошел в напряженный ритм жизни института и на «общей волне» энтузиазма раскрыл свои незаурядные способности организатора и коллективиста. Два-три его выступления на собрании, веселая работа на субботнике, соревнования по пулевой стрельбе сделали Курчатова популярным в институте. Вскоре он стал профсоюзным вожаком, организатором массовых институтских мероприятий. Вспоминая то время, академик А. П. Александров рассказывает: в шутку Курчатова называли в институте «генералом» – так он был тверд, так умел организовать массы и повелевать ими. Он был очень требователен к самому себе и к другим. Поэтому-то Курчатова единодушно избрали председателем месткома института. Все знали: Курчатов будет справедлив и строг, честен и объективен, не даст покоя «обещалкиным». А были и такие…

– Если бы Игорь Васильевич занялся только партийной, советской или профсоюзной работой,- говорил А. П. Александров, – он стал бы замечательным деятелем. Но Игорь Васильевич не мыслил свою жизнь вне науки, а науку не представлял вне жизни страны, без органиче¬ской связи ученого с общественной деятельностью.

Наблюдая за жизнью и работой академика А. Ф. Иоффе, Курчатов старался учиться у него, перенимать его стиль и опыт. Он понял: в век окончательного крушения старого и созидания нового мира наука из удела одиночек превращается в науку творческих коллективов. Сила советской науки – в коллективном труде и общей воле к победе.

Страна Советов осуществляла ленинский план электрификации, нужны были в изобилии мощные изоляторы, и И. В. Курчатов со своим братом Б. В. Курчатовым, К. Д. Синельниковым и П. П. Кобеко занялся проблемами высоковольтной изоляции.

В конце 1929 года академик А. Ф. Иоффе поручил Курчатову и Кобеко разобраться в причинах аномально высокой диэлектрической постоянной сегнетовой соли. Молодые ученые горячо принялись за работу по исследованию интересного явления. Затем, работая с М. А. Еремеевым и Б. В. Курчатовым, Игорь Васильевич открыл новую группу диэлектриков, которые назвал сегнетоэлектриками. Занявшись разработкой теории поляризации сегнетоэлектриков, Курчатов тем самым заложил основы новой области науки – учение о сегнетоэлек-тричестве. Появилась монография «Сегнетоэлектрики». И. В. Курчатову была присуждена степень доктора физико-математических наук.

Но не одно сегнетоэлектричество владело тогда Игорем Васильевичем – он увлекся проблемами полупроводников и совместно со своим другом К. Д. Синельниковым провел цикл исследований фотоэлементов. В ЛФТИ высоко оценили исследование полупроводниковых карборундовых сопротивлений, выполненное под руководством И. В. Курчатова аспирантами Л. И. Русиновым и Т. 3. Костиной.

Курчатов стал известен в научном мире. О нем говорили, его цитировали, послушать его лекции на инженерно-физическом факультете Ленинградского политехнического института собирались студенты со всех факультетов. Казалось, вот теперь-то цель определена, дорога ясна, только твори, дерзай! Но беспокойная душа Курчатова рвалась к другим, более значительным, генеральным проблемам физики. Искреннее недоумение и даже возмущение вызвало среди друзей Курча това его решение больше не заниматься полупроводниками и сегнето-электричеством. Что же касается А. Ф. Иоффе, то он понимал – дело тут не в «разбрасывании», а в том, что Курчатов хочет найти самую важную, ведущую тему в современной науке.

Что же так взволновало тогда Курчатова, почему он решительно «изменил» сегнетоэлектрике и полупроводникам?

Атом! Он заворожил Курчатова.

В начале XX века, в 1908 году, вскоре после открытия электрона, В.’И. Ленин писал: «Ум человеческий открыл много диковинного в природе, откроет еще больше, увеличивая тем свою власть над ней…» «Электрон так же неисчерпаем, – утверждал Ленин, – как и атом, природа бесконечна…»
Продолжая славные традиции великих русских ученых – Ломоносова, Менделеева, Бутлерова – творчески используя периодический закон Менделеева, советские ученые внесли неоценимый вклад в науку об атоме. Серьезные исследования по физике атомного ядра велись в ЛФТИ. Правда, некоторые историки Запада утверждают, будто в 30-е годы существовало только три центра атомных исследований – Резерфорд в Кембридже, Нильс Бор в Копенгагене, Макс Борн, Джеймс Франк и Давид Гильберт в Геттингенском университете. Но они «забыли» ю Советском Союзе. Еще в начале 30-х годов в Ленинграде, в Харькове и других городах СССР уже велись исследования атома.

Для советской ядерной физики необходимы были мощные источники быстрых частиц, опособных вызывать ядерную реакцию. Эта главная в ту пору задача явно пришлась «по вкусу» Курчатову. Со свойственной ему энергией и инициативой он занялся атомными исследованиями, и не только в Ленинграде, а еще и в Харькове.

«В начале тридцатых годов, – писал И. В. Курчатов, – мне довелось быть у истоков зарождавшейся атомной физики на Украине. В то время я часто приезжал в молодой физико-технический институт, созданный в Харькове по решению правительства в октябре 1928 года, и работал в нем со своими старыми друзьями К. Д. Синельниковым, А. К. Вальтером и А. И. Лейпунским, вместе с которыми начинал свою научную деятельность в Ленинграде под руководством академика А. Ф. Иоффе».

В эти годы при его участии и под его руководством был создан и пущен первый в Европе циклотрон в Радиевом институте в Ленинграде. Для проведения исследований на ускорителе Курчатову нужны были нейтронные источники – ампулы с радоном и бериллием. Радие¬вый институт, его руководитель академик В. Г. Хлопин, заведующий физическим отделом Л. В. Мысовский и весь научно-технический персонал, не жалея сил, готовили для лаборатории И. В. Курчатова ампулы. Их было тогда очень мало, и появление каждой ампулы в лаборатории вызывало не только бурную радость, но и аврал: поток нейтронов невелик, с каждым днем и часом он ослабевает, и очень важно было, не теряя времени, извлекать из ампулы все, что она могла дать.
Ампулы хранились в парафиновом баке около лестницы. А лабора¬тория находилась в другом конце института. В день эксперимента Курчатов брал ампулу и что есть духу бежал в лабораторию: успех опыта во многом зависел от того, насколько быстро бегал молодой ученый. Доставив ампулу на место, Курчатов приступал к опыту.

Он был так увлечен ядерными исследованиями, что забывал не только о еде и сне, но и о правилах обращения с радиоактивными веществами, и дело дошло до того, что от переноски ампул, в которых находился эманации радия, у Курчатова появились на пальцах ожоги. Он мужественно переносил боль, старался не обращать на нее внимания и продолжал исследования.

Нейтрон – ключ к расщеплению атома. Это понял Курчатов и занялся нейтроном. За короткий срок он достиг многого: в 1935 году появилась его книга «Нейтрон», вызвавшая оживление в научных кругах. О необычайной интенсивности в работе Курчатова свидетельствует такой факт: в 1934-1935 годах из-под его пера вышло более 20 работ по физике нейтронов (в сотрудничестве с Б. Курчатовым, Л. Русинбвым, А. Вибе и другими). Уже в первых работах, посвященных искусственной радиоактивности фосфора и алюминия, Курчатов « его сотрудники обнаружили важный факт – ветвление ядерных реакций. Курчатов сделал еще более важное открытие: ядерную изомерию.

Цель в жизни и в науке была найдена: Курчатов повел широким фронтом исследования в области ядерной физики и дошел до проблемы деления тяжелых ядер. Г. Н. Флеров и К. А. Петржак, работая под руководством Курчатова, открыли новый вид радиоактивности – самопроизвольное деление урана. В лаборатории Курчатова в ЛФТИ начались работы по изучению возможности цепной реакции.
В ноябре 1940 года Курчатов выступил с докладом на Всесоюзном совещании по физике атомного ядра и опубликовал статью «Деление тяжелых ядер». Ученый пришел к оптимистическому выводу: цепная реакция вполне возможна. Мысль о высвобождении гигантских запасов энергии атома не дает покоя Курчатову.

Смело и решительно организуя работы в области атомной физики, Курчатов задался целью повести опыты все в большем объеме и с этой целью представил президиуму Академии наук СССР план исследований по цепным ядерным реакциям. В своем плане Курчатов пре¬дусмотрел включение в общую работу четырех физических институтов страны: ЛФТИ, Ленинградского института химической физики, Ленинградского Радиевого института и Харьковского физико-технического института. «План Курчатова» произвел большое впечатление на президиум Академии наук СССР. Он свидетельствовал о зрелости и самобытности мышления советских физиков, их дальнозоркости и умении поднимать коренные проблемы науки своего времени. Важно заметить, что в это время Курчатов уже создает гигантский циклотрон в Ленинградском физико-техническом институте.
Советские ученые мечтали об атомном веке и шли в атомный век как в век благоденствия и счастья для человечества. Но на Советскую страну вероломно напали фашисты. Началась война… Зловещие тучи нависли над Ленинградом. Спроектированный Курчатовым и построенный в ЛФТИ циклотрон-гигант пришлось демонтировать.

Лаборатории опустели. В институте упаковывали оборудование, приборы, книги. Академик А. Ф. Иоффе занялся разработкой нового плана военной тематики института. Из этого плана наиболее необходимыми оказались: радиолокация и защита кораблей от мин.
Курчатов пришел к своему старому другу, ныне президенту Академии наук СССР, академику А. П. Александрову, и сказал ему:
– Я знаю, ты открыл средство защиты кораблей от мин. Это очень важное дело. Коллектив нашей лаборатории поступает в твое полное распоряжение!
Вместе с А. П. Александровым и другими учеными И. В. Курчатов в горевшем Севастополе под огнем врага занимался противоминной обработкой боевых кораблей. Им приходилось трудиться в неимоверно сложных и опасных условиях, не раз смотрели они смерти в глаза во время воздушных налетов вражеской авиации. Но ничто не могло оста¬новить ученых – они мужественно выполняли свой долг.

Чуть ли не силой, по специальному приказу командования Курчатова вывезли из горевшего Севастополя в Поти. За успешное выполне¬ние важной оборонной работы А. П. Александров, И. В. Курчатов были удостоены Государственной премии.
В самый разгар войны по решению партии и правительства были возобновлены работы по расщеплению урана. Физиков-атомников экст¬ренно отзывали с фронтов. Прибыл в Москву и Курчатов. Он участвовал в выборе на окраине столицы удобной площадки для атомного института. Летом 1943 года, когда фашистские полчища делали на Курской дуге отчаянную попытку изменить ход войны, в столице под руководством Курчатова начала работать специальная лаборатории Академии наук СССР.

Выступая на одной из сессий Верховного Совета СССР, он говорил:
– Мы были одни. Наши союзники в борьбе с фашизмом – англичане и американцы, которые в то время были впереди нас в научно-технических вопросах использования атомной энергии, вели свои работы в строжайше секретных условиях и ничем нам не помогли.
Да, союзники лихорадочно готовились к использованию атома в военных целях. Они создали сверхсекретные лаборатории и в глубокой тайне свозили в США крупнейших физиков мира. Стало известно, что в гитлеровской Германии тоже ведутся работы по созданию атомной бомбы. Английская разведка вывезла из оккупированной Дании Ниль-са Бора. Ученого поместили в бомбовом отсеке самолета. Он не знал, что пилот получил строжайший приказ: в случае попытки гитлеровских асов перехватить «сверхважный груз» сбросить ученого в океан. Из Лондона Нильса Бора переправили в США. Он привез туда ужа¬сающую новость: Гитлер может в скором времени получить в свои руш атомную бомбу…
Гитлер опоздал. Фашистские орды были разгромлены. Фюрер покончил с собой. Казалось, атомные бомбы уже не нужны союзникам. Но их продолжали готовить.

В августе 1945 года, когда Япония уже готова была капитулировать, американские самолеты сбросили две атомные бомбы на японские города Хиросиму и Нагасаки. От взрывов и пожаров погибло более 200 тысяч человек, а 200-250 тысяч мирных жителей было ранено и поражено радиацией.
– Эти жертвы понадобились американским военным политикам, – говорил Курчатов, – для того, чтобы положить начало беспримерному атомному шантажу и «холодной войне» против СССР.

Взрывы в Хиросиме и Нагасаки эхом отозвались в Москве. Тяжелое впечатление произвели они и на Курчатова. Веселый, всегда искрившийся оптимизмом, он посуровел, замкнулся, глаза его стали жесткими. Он был ошеломлен происшедшим и оскорблен как ученый и человек. Партия, страна потребовали быстрее создать мощное оружие, чтобы предотвратить провокации шантажистов.
– Все наши силы – на создание атомной бомбы! – сказал своим друзьям и помощникам Курчатов. – Теперь это одна из самых важных для нас задач.
Империалистов интересовал вопрос: может ли Советский Союз соз¬дать атомную бомбу? Если да, то когда? Многие «знатоки России» категорически отрицали какую-либо возможность появления атомной бомбы в стране, только что перенесшей тяготы четырехлетней крово¬пролитной войны. Генерал Гровс, ведавший тогда в США производством атомных бомб, успокоил конгресс, заявив, что русские смогут иметь атомную бомбу не раньше как через 15—20 лет.

По заданию ЦК ВКП(б) и Советского правительства в стране были мобилизованы все силы для создания в интересах обороны атомного оружия. Это потребовало величайшего напряжения сил тысяч и тысяч людей. Нужно было экстренно провести сложнейшие теоретические разработки, небывалые по масштабам лабораторные эксперименты и одновременно строить промышленные предприятия, новые научные институты и лаборатории, готовить кадры, оборудовать полигон. В центре всех этих работ находился И. В. Курчатов.

И вот наступил день испытания – 29 августа 1949 года.
В зоне будущего взрыва установили специальную башню для бомбы, вокруг нее в степи построили дома, дороги, мастерские, расставили тайки, артиллерийские орудия, возвели доты, поставили паровоз, чтобы определить по состоянию этих объектов силу взрыва и направление взрывной волны.
Палец Курчатова нажимает кнопку. Гигантский огненный грибовидный столб вздымается к небу. Ярче тысячи солнц бушует неистовый огонь. Земля дрогнула. По степи проносится черная буря. Мгновенно исчезает все. Ни домов, ни танков, ни пушек, ни дотов… Земля обуглилась и спеклась…
Чувствительные приборы, установленные в разных странах, отметили: Советский Союз обладает атомным оружием.
Но Пентагон продолжал пугать, стращать, шантажировать. Заокеанские газеты на все лады кричали, что в США создана еще более мощная бомба – водородная. Тогда мы не знали, так ли это. Но работы в этом направлении у нас тоже велись.

Утром 12 августа 1953 года, еще до восхода солнца, над полигоном в безлюдной степи прогрохотал термоядерный взрыв. Ученые испытали водородную бомбу. Американцы же смогли испытать свою водородную бомбу только в 1954 году.
В том же 1954 году, 27 июня, в Обнинске под Москвой вступила в строй первая в мире атомная электрическая станция. Пускал ее Курчатов. Атом стал работать на социализм.

С тех пор прошли многие годы, но и сейчас не перестаешь удивляться тому, как мог Игорь Васильевич одновременно заниматься созданием атомной и водородной бомб, первой в мире атомной электрической станции и первого в мире атомного ледокола, новым институтом в Дубне, строительством исследовательских реакторов и сверхновой проблемой управления термоядерными реакциями.
Первая половина XX века завершилась крупнейшей победой науки – техническим решением задачи использования громадных запасов энергии тяжелых атомных ядер урана и тория. Вторая половина XX века, утверждал Курчатов, будет веком термоядерной энергии. Быстро протекающие термоядерные реакции осуществлены в водородных бомбах. Перед наукой и техникой встала задача усмирить термоядерную реакцию, ввести ее в русло управляемого, спокойно протекающего процесса. Решение этой задачи позволит использовать в качестве топлива громадные, по сути неисчерпаемые источники энергии.
– На первый взгляд эта задача кажется совершенно неразрешимой, – отмечал Курчатов. – Ведь на земле нет таких огнеупорных материалов, которые выдержали бы температуру в миллионы градусов. При таких температурах любое вещество превращается в плазму -полностью ионизированный газ…
Но Курчатов смело шел навстречу трудностям, он верил в победу, считая, что к ней легче прийти общими усилиями.

– Нам, советским ученым,- говорил Курчатов на XX съезде партии,— хотелось бы работать над решением этой важнейшей для человечества научной проблемы вместе с учеными всех стран, в том числе и с учеными Америки, научные и технические достижения которых мы высоко ценим. Для того чтобы это стало возможным, нужно только одно – чтобы правительство США приняло предложение Советского Союза о запрещении атомного и водородного оружия, за что неустанно борется наша партия.

Курчатов, как и все советские люди, считал, что только в условиях мира возможно использование термоядерной энергии на благо человечества. Дальнейшее накапливание ядерного и водородного оружия – величайшая опасность для народов.

Остаток своей жизни Курчатов посвящает борьбе за мир, развитию в мирных целях атомной промышленности и атомной физики. В 1956 году он выступает в научном центре Англии – Харуэлле с докладом о работах советских ученых в области управляемых термоядерных реакций. Доклад ошеломил научный мир и был признан сенсацией № 1. Своим выступлением Курчатов еще раз продемонстрировал волю советских ученых к миру, к дружбе и взаимопониманию с другими учеными при решении коренных задач современной науки.

Нечеловеческое напряжение, неустанный труд подточили могучее здоровье Курчатова. Но вопреки предписаниям врачей он продолжает работать с прежним энтузиазмом: занимается ядерной физикой, руководит созданием опытных термоядерных установок. Насыщенными были и последние дни жизни Курчатова…

24 января 1960 года Курчатов едет на Украину, в Харьков, к своему другу Кириллу Дмитриевичу Синельникову, директору Физико-технического института Украины, и в течение четырех дней знакомится с лабораториями, встречается с научными сотрудниками, обсуждает с ними планы новых работ по ядерной физике и термоядерным реакциям. В Харькове Курчатов находит время для работы .над докладом, с которым намеревался выступить во французском ядерном центре.

Затем – Киев. Встречи в ЦК Компартии Украины, с тогдашним президентом Академии наук Украины А. В. Палладиным, с руководителями Института физики Украинской Академии наук. Ни одного свободного часа – встречи, совещания, обсуждения важнейших проблем атомной физики на Украине и, конечно, проблем «укрощения» термоядерной реакции.

30 января Курчатов в Москве. Едет в ЦК КПСС с докладом об итогах поездки, о намеченных планах работ по исследованию атомного ядра. Встречается с академиком А. П. Александровым в институте, с которым связана вся их жизнь, радостно говорит, что ЦК пол¬ностью поддержал намеченные планы, мечтает, говорит о будущем.

Последующие дни Курчатов работает в институте, появляется в лабораториях, на термоядерной установке «Огра». Вновь слышалось его любимое: «Физкульт-привет!» – и обязательный вопрос: «Открытия есть? Достижения есть? Чем порадуем Родину?»

В первых числах февраля И. В. Курчатов вместе с академиком П. Л. Капицей обсуждает работы в области термоядерных исследований; приглашает из Киева академика Б. Е. Патона, чтобы посоветоваться, как вести сварку новых конструкций термоядерных установок. В эти же дни докладывает о результатах своей поездки на Украину; пишет статью в «Правду», в которой подводит некоторые итоги работам в области исследования атома в СССР.
В один из вечеров приглашает жену Марину Дмитриевну:
– Идем сегодня в консерваторию слушать «Реквием» Моцарта.
– Ну что ты! Зачем?.. Не пойду…- запротестовала Марина Дмитриевна и с тревогой посмотрела на изменившееся лицо мужа. Ей показалось, что перед ней был другой человек – побледневший, осунувшийся, никак не похожий на вечно энергичного и бодрого Курчатова.

Курчатов огорченно повздыхал, молча походил по столовой, ушел в кабинет. Потом он все-таки уехал в консерваторию. Волнуясь, слушал трагическую музыку Моцарта. Со сцены заметили – в зале сидит человек с седеющей длинной бородой и плачет. Домой, в «хижину» – в дом на территории института, Курчатов приехал и торжественный и печальный. Горько пошутил: «Сам себя отпеваю…» Пришли гости, все друзья, близкие, пили чай, смотрели любительский фильм о поездке в Харьков, а когда все разошлись, Курчатов долго не мог уснуть. Встал и, накинув на плечи шубу, вышел из «хижины». Ночная метель замела тропинку, Курчатов побрел среди сугробов, тихо насвистывая мелодию «Реквиема».

В воскресенье 7 февраля после завтрака Игорь Васильевич позвонил в Барвиху, в санаторий, где лечился академик Ю. Б. Харитон, его старый друг еще по ЛФТИ. Весело кричал в трубку: «Ждите, сейчас нагряну!..» Из окон машины любовался заиндевелыми деревьями, шу¬тил. Настроение было чудесное.
Приехав, пригласил Ю. Б. Харитона прогуляться по парку. Выбрав скамейку, смахнул с нее снег.
– Садись, – сказал Курчатов. – Я хочу тебе многое рассказать. Поговорим о последних результатах наших работ, а я расскажу об идеях, которые надо осуществить…

С этими словами он умер.

Е. Рябчиков

По материалам «Счастье творческих побед. Очерки о героях труда» Редактор-составитель А.М. Синицын, доктор историч. наук.,: Москва. Издательство политической литературы, 1979 г. с. 164-174.