ОРУЖИЕ РОКОССОВСКОГО
Внук маршала Константина Рокоссовского Константин Рокоссовский в своей колонке рассказывает, чему научил его дед. И с каким оружием никогда не расставался прославленный военачальник.
Мой дед в 1937 году попал в знаменитую тюрьму «Кресты», откуда вышел без передних зубов и с переломанными ребрами. Можно предположить, что месть должна была бы занимать определенное место если не в его жизни, то точно в его душе. Мне он никогда не рассказывал о том ужасном времени. Вряд ли это хорошая тема для разговора с ребенком. Но с моей мамой он, наверно, чем-то все-таки делился, потому что она однажды рассказала, как с ним очень плотно работали энкавэдэшники, но дед никого не оговорил, чтобы самому выйти, он не назвал ни одной фамилии «врагов народа». У него был такой принцип: чтобы уцелеть, надо держаться до конца.
Я не знаю, насколько правильно так рассуждать, но, может быть, заключение в тюрьме помогло ему в итоге уцелеть. Дело в том, что когда он в апреле 1940 года вышел из заключения, то был назначен на ту же должность, которую занимал до ареста. Войну он встретил 22 июня 1941 года в должности командира механизированного корпуса, это не такой высокий пост, на котором человека можно было обвинить в крупном поражении, влияющем на ход войны в стратегическом масштабе. Когда же он получил назначение командующим армией, отступление наших войск закончилось и военачальников уже не снимали так бездумно, как в первые месяцы войны, к этому делу стали подходить более взвешенно.
Конечно, непростая судьба у деда, но для мести и ожесточения в ней не было места. НКВД он не любил, но к сотрудникам этих органов относился как к необходимому злу. Они есть, и никуда от них не деться. Было дело, которому он служил. Что толку мстить? Это же государственная машина: отомстишь одному человеку — на его место придет другой. Он не ожесточился против системы, как многие другие, а принимал ее такой, какая она есть. Я не могу вспомнить ни одного случая, чтобы он о ком-нибудь зло высказался.
На протяжении своей жизни он претерпел много неправд в отношении себя, и не только в 37-м году, но и до того, и после тоже бывали моменты, когда к нему относились несправедливо. Но он никогда никому не мстил. В его архиве мне однажды попалось на глаза письмо одного ленинградского следователя, который участвовал в том деле 37-го года. Я не знаю, на каких он там был ролях — на первых или просто был подголоском на этих допросах. После войны он написал деду письмо, в котором утверждал, что он якобы поспособствовал его освобождению, и предложил встретиться, чтобы что-то обсудить. Дед ответил отказом. Он не хотел ворошить прошлое… Он считал, что этому следователю, скорее всего, будет стыдно, если они встретятся. Да и о чем им разговаривать?
Что происходило в его душе, что он пережил на этих допросах, одному Богу известно. Но он всегда, всю свою жизнь носил с собой пистолет. Наверно, он понимал, что второго раза не переживет. Я держал этот пистолет в руках. Он действительно никогда с ним не расставался. Когда мне было лет 12, мы летом ставили с дедом походную палатку на даче в саду, чтобы спать в ней в жаркую погоду. Перед входом лежала собака — охраняла нас. Он, как пожилой человек, всегда просыпался рано, и как-то раз утром, когда его уже не было в палатке, я протянул руку и почувствовал что-то железное под его подушкой. Смотрю, а это пистолет. То есть он даже в палатке на даче спал со своим пистолетом. Причем неизвестно, что он собирался делать, если бы за ним пришли: убил бы тех, кто за ним придет, или себя? Последний патрон мог бы оставить себе…
Мы часто ходили с ним за грибами. Мне всегда было страшно в лесу, и я удивлялся, как он умудряется найти обратный путь к нашей машине. Он, будучи военным, очень легко ориентировался в лесу, так что военная наука в мирное время помогала нам ходить за грибами.
Самый главный совет, который я получил от дедушки, очень простой. Уверен, его каждый слышал хоть раз в жизни: прежде чем что-то предпринять или что-то сказать кому-то, поставь себя на место другого человека и подумай, как он к этому отнесется, не оскорбят ли его твои слова. Я стараюсь так и поступать. Это универсальный совет на все случаи жизни, и сам дед действительно всегда им руководствовался, что много раз подтверждали все, кто с ним служил или дружил.
Он никогда мне не рассказывал про отношения со Сталиным. Честно признаться, в 16 лет Сталин меня вообще не интересовал, были совсем другие интересы. Сейчас некоторые начинают писать, что маршал Рокоссовский был сталинистом, Сталину в рот смотрел. Ничего подобного. Мой дед был военным человеком до мозга костей, и для него Сталин был командиром. И как он сам был командиром над своими солдатами и офицерами, так и над ним был командир — Сталин. И командир неплохой. Деду часто приходилось общаться со Ставкой, и Сталин всегда мог корректно и спокойно выслушать, без криков «Расстреляю, посажу!». Были уважительные отношения, иначе было, наверно, и не выиграть войну.
То, что было с дедом в «Крестах», никак не переносилось на отношения со Сталиным. Это не смешивалось: репрессии отдельно, глава государства отдельно. Конечно, дед понимал, что глава государства не мог не знать о том, что творилось в тюрьмах и лагерях. Но, с другой стороны, шла война, и тот же глава государства делал очень много на другом поприще. Хотя в своих мемуарах дед потом напишет: «Я вышел из тюрьмы с одним не разрешенным до сих пор вопросом: кому и зачем все это было нужно». Конечно, в 1968 году, когда была издана книга, цензоры убрали это.
Ожесточения против немцев у деда никогда не было. Против фашистов, может быть, и было, но против немцев как таковых, конечно, нет. Он описал один случай в своей книге, когда уже после победы в 1945 году он ехал куда-то и навстречу вели колонну немецких солдат. Рука сама непроизвольно потянулась к пистолету. Но потом он, конечно, осознал, что война-то кончилась. Победа. Пленных ведут. С немцами дед воевал целых две войны: и Первая мировая его не обошла стороной. Это не могло не оставить след. Он мне рассказывал однажды про учения Варшавского договора в ГДР в 1965 году, куда его пригласили как наблюдателя: «Приехал я на вокзал в Берлине, открывается дверь, я смотрю — боже мой, немцы стоят (а у гэдээровцев была практически такая же форма, как у вермахта, мелкие нюансы различались, а так и погоны такие же, и цвет — все скопировали). Я понимаю, что это наши немцы, друзья, коммунисты, но как-то стало не по себе». Наверно, в генах у каждого русского человека отпечатался образ фашиста, который он всегда узнает, если увидит.
Мне сложно сказать, были ли у моего деда враги. Наверное, были, но, скорее, на мировоззренческом уровне, потому что у него была одна манера военного искусства, у других военачальников — другая. С Жуковым, например, они много спорили и во время войны, и после. Но нельзя сказать, что они были врагами. Они были в нормальных отношениях, но по принципиальным вопросам сталкивались, спорили, полемизировали в печати. Враги могли быть еще ситуационные — как, например, в Польше, когда польская власть хотела избавиться от Рокоссовского и делала все, чтобы он уехал в Москву. Целая группа людей плела интриги, всячески настраивала польскую общественность, которая выходила на митинги — «Долой Рокоссовского!». Но опять же это были не его личные враги. Его рассматривали как определенную политическую силу. Был такой польский лидер Гомулка, который, собственно, и инспирировал всю эту кампанию, так дед его никогда не ругал, не проклинал, он с ним просто никогда не встречался. Он решил для себя, что этого человека просто нет. Кстати, пока Гомулка был у власти, дед никогда не приезжал в Польшу.
У меня, слава богу, нет врагов, но в сложных ситуациях я всегда поступаю, как мой дед. Когда начали появляться многочисленные самозванцы, называя себя детьми маршала Рокоссовского, у меня это вызывало только недоумение. Если бы мой дед оставил большое состояние, тогда объявить себя его сыном еще имело бы какой-то смысл. Самозванцы бывают разные: один был из Киева, орал на каждом углу свою фамилию, приезжал в Москву, лез в телевизионные камеры давать интервью. Другой «сын» с фамилией Рокоссовский был из Ростова-на-Дону, но он вообще никуда не ходил, интервью не давал. Иной раз я даже думал, что он действительно нашей крови, потому что вел себя довольно скромно, не привлекая внимания к собственной персоне. Время идет, «родственников» становится все меньше. Был момент, когда «дети» появлялись один за другим, но сейчас они уже в таком возрасте, что, скорее всего, уже умерли. «Внуки» нам не докучают. Я никогда не шел и не пойду на конфликт, что бы там люди ни придумывали. В этом мы с дедом точно похожи.
