Мужскому началу приходит конец?
Я оглянулся посмотреть…
Цок, цок, цок – торопливо выстукивают безжалостные каблучки по расплавленному асфальту. Тук, тук, тук – пытаются попасть им в такт мужские сердца всех возрастов, измученные никотином, алкоголем и другими излишествами нехорошими. До хруста сворачиваются шеи под галстуками, автомобили обречённо покидают проезжую часть, чтобы оставить чёрный тормозной путь у тротуара, по которому…
Усталые, натруженные о бланки, водяные знаки и государственные решения глаза то и дело покидают привычное поле стола вслед за загадочным полётом юбки наклонившейся над кофейником секретарши. И не то чтобы навсегда, но достаточно надолго, чтобы завязать в тугой узел растерявшиеся извилины, сбить с пути, заработать косоглазие, инфаркт, импичмент.
Один взгляд – и уже не до калькулятора и «Боже, храни Америку!» – не до неё. Сербы путаются с арабами, дебаты с дебилами, валютный коридор воспринимается как что-то очень интимное. Высшее образование, высоко подпрыгнув вместе с давлением, насмерть вцепляется зубами в не менее познавательную обложку «Плейбоя». Могучий мужской интеллект опускается куда-то глубоко вниз и уже оттуда сквозь молнию продолжает руководить… Мир летит в тартарары, и из-за чего?!
«Как ты красива сегодня…», «я оглянулся посмотреть…». Может быть, для того, чтобы разглядеть в этом мимолётном видении хрупкую девчонку, которой была когда-то любимая, давно переварившая нормированную порцию медовых дней и месяцев, нарожавшая детей и успешно забывшая любовь на дне семейного благополучия.
А ведь ещё так хочется пожить по-человечески. И поэтому, «доктор, я не знаю, что у меня болит, но, может быть, вы сами выберите, вам виднее, вы же специалист…». Милая незнакомка, ну оглянись в ответ навскидку, и попробуй найти во мне что-то хорошее. Я точно помню, что оно где-то было. Мама говорила, что она в меня всю жизнь это хорошее вкладывала. Оно валяется где-то между самолюбием и комплексом неполноценности.
Может, именно тебе подойдут по размеру бывшие в употреблении чувства, неоднократно битые и самовывозом. Может, именно тебе подойдут по размеру бывшие в употреблении чувства, изрядно потускневшие со дня, отмеченного на задних страницах паспорта.
Впрочем, этот день потускнел и воспринимается как-то не так. «Гражданин, костюмированный и протрезвевший, готовы ли вы взять себе в жёны вот то самое, что стоит под этой гардиной рядом с вами?
Гражданка в белом, в тесных туфлях, перестаньте шевелить придушенными мизинцами, разожмите зубы и попробуйте сказать «Да!». Ну, вот и слава Богу. Теперь можете навинтить кольца по часовой стрелке, прицелиться и поцеловать друг друга в губы. Пошёл Мендельсон… Дело сделано. Жених, тело можете выносить».
Ещё один брак совершен на небесах и с размаху отпущен по месту требования – вперёд, к кастрюлям особо крупных размеров и скандалам средней тяжести.
Через год тело уже не поднять, на трезвую голову не перенести. Все комплименты сказаны, ласковые слова закончились, из всех позиций Кама-Сутры уцелела только одна – «оба сверху».
Всё положительное найдено, обезврежено и конфисковано, отрицательное сфотографировано, увеличено и вывешено на стену в качестве мишени… «Чем ты думал, когда предлагал мне замуж?» (Ну, зачем пошлить, ты же знаешь.., чем!) «Кто так ест, спит, говорит, молчит, живёт?!»
На ответы нет сил, времени, патронов. Мужскому началу приходит конец. И только безжалостные каблучки способны заставить снова делать глупости, из которых, собственно, и состоит нормальная жизнь…
Владимир Владимиров
