Лидия Иванова: “После телефонных угроз

Лидия Иванова: “После телефонных угроз

телефонных угроз
заставила мужа бросить команду”

Жизнь двукратной олимпийской чемпионки по спортивной гимнастике, вдовы великого футболиста и тренера Валентина Иванова насыщена событиями и потрясающими встречами. А живет Лидия Гавриловна в том самом поселке Алабино, где Валентин Козьмич скончался в ноябре 2011-го. Этот дом он очень любил, забыв про московскую квартиру.

Лидия Гавриловна смотрит на фотоаппарат. Наказывает строго:
– Только сделай меня красивой.

Затем на диктофон:
– Совсем как шпионы стали…
Мы поняли – будет интересно.

КОМА

– В Алабине вы уже десятый год?
– Да. А за три домика от меня Валя, сын. Но он постоянно мотается по заграницам.

– Показалось, Иванов-младший отошел от российского футбола. Сосредоточившись на международном.

– Он как белая ворона – не вписывается в нашу кухню своей честностью. Хоть мне запрещает говорить на эту тему. Фурсенко его пригласил работать, Валентин куда-то улетел, возвращается – а на его должность позвали другого человека. Приятно такое? А у Вальки характер, как у папы!

– Самый знаменитый его матч, Португалия – Голландия, видели?
– Где рекорд по карточкам? А как же! Валю планировали назначить на финал чемпионата мира, но Блаттер раскритиковал сына. Позже через Симоняна передал извинения. Еще в газетах покаялся. И предложил работу в ФИФА.

– Валентин Козьмич умер в этом доме?
– Да. У него был рак. Лечили пять лет у лучшего профессора. Три операции под общим наркозом. В больницу Валю отдавать не стала. Взяла помощницу, тяжело было в одиночку справляться. Уехала на день рождения к Симоняну, возвращаюсь, а мне помощница говорит: “Он сегодня так скучал – все спрашивал: где Лида, где Лида…” Я, щадя его, быстренько забежала наверх, переоделась в домашнее. Подхожу, он обрадовался: “Ты здесь?” – “Конечно”. Он меня, ребята, обнял крепко-крепко. Будто попрощался. И несколько дней спустя умер.

– Во сне?
– В коме. Утром вижу – за ночь одеяло не побеспокоил. Как положила, так и лежит. Громко-громко дышит. Отошла выпить кофе – и вдруг понимаю: что-то не так. Не слышу дыхания… Недавно памятник поставила на Ваганьковском кладбище, теперь мне полегче.

– Могила на центральной аллее.
– Спасибо правительству Москвы. Предлагали сначала чуть дальше, но на двоих. Как я буду лежать, меня совершенно не волнует. А около церкви было лишь одно место. Подписала бумагу, что от второго отказываюсь. Ни копейки за Ваганьково я не платила. А похороны обошлись в 300 тысяч.

– Затевалось какое-то дело с переименованием Восточной в улицу Валентина Иванова…
– Слава Фетисов пытался выйти на Моссовет, на Собянина. Но есть закон – должно пройти десять лет после смерти. Я уже не верю, что переименуют. “Все пройдет зимой холодной…” Остыла.

– Валентин Козьмич понимал, что неизлечимо болен?
– Про онкологию ему не говорили – но сам догадался, что происходит серьезное. Сник резко, похудел. Его авария подкосила. Поехали в семь утра на обследование. Кругом темень, а он прибавляет газу. И врезался в строительное ограждение. Не помню, перевернулись мы или нет, но крыша была примята. Вращались сильно. Валя хорохорился, больным себя не признавал. А потом я уехала на месяц в олимпийский Пекин. Так он детей замучил: “Где Лида?!” Я звонила каждый день! Все ему объясняю – и внезапно в ответ: “Давай, приходи, поболтаем” – “Валь, я в Пекине…”

– Прежде аварии были?
– В 1960-м привезли специально для мужа из Горького “Волгу”, экспортный вариант. Вечером развезла гостей, около дома решила резко руль закрутить и отпустить, как Валентин делал. Влетела в столб! А Вале, сыну, как раз исполнилось девять месяцев. Тогда себе и сказала: больше за руль не сяду. Слово держу. У всех родственников машины – а меня передают друг другу, как посылку.

– Та авария чем закончилась?

– Да ничем. Все произошло на Автозаводской улице. Я успела на пассажирское сиденье метнуться, Валентин – на мое. Милиционер сразу его узнал. Через пару дней Валя говорит: “Выходи, смотри. Машина под окном”. На ЗИЛе так отремонтировали, что ни царапинки не осталось.

“НАЧАЛЬНИК”

– Дмитрий Губерниев нам рассказывал: “Возвращаемся из олимпийского Турина. Козьмич уже старенький, болеет, но приехал в аэропорт встречать Лидию Гавриловну. Стоит с красной розой – влюбленный в нее, как школьник!”
– Валя всегда меня встречал. Про него сняли несколько документальных фильмов – Оксана Пушкина, “НТВ-плюс”. Иногда пересматриваю и плачу – там вся наша жизнь. 53 года мы были вместе.

– В какой момент вы влюбились?
– Нам было просто хорошо – я не понимала, что такое любовь. Познакомились на Олимпиаде в Мельбурне. Назад плыли три недели на пароходе и восемь суток поездом. Месяц дороги!

– С ума сойти.
– В первом вагоне ехали футболисты, во втором – ресторан. В третьем – мы. Так после завтрака Валя приходил к нам в вагон, разговаривали у окошка. А пошлости вообще не было никакой. Многие могут предположить: “О, на корабле…” Да ничего подобного! Все было нежно, трогательно. И так дружили три года. У меня и мысли не было выходить замуж. Хотя Валентином увлеклась – мне он был дороже тренировок. Пока подружки, Лариса Латынина и Тамара Манина, вкалывали, я бегала на свидания.

– Зачем Иванова на них сопровождал Стрельцов?
– Стеснялся Валя. Нахальные они были на поле – а в жизни безумно скромные. Жила я на улице Осипенко, а встречались мы возле метро “Павелецкая”. Смотрю – опять вдвоем. Не все понимали, кто мой друг – то ли Иванов, то ли Стрельцов.

– И как у вас до свадьбы дошло – если только дружили?
– 1959 год. Возвращаюсь с чемпионата мира, звонит Валентин: “Приходи на Автозаводскую, захвати паспорт”. Я не сообразила – зачем паспорт-то? Вроде бы романтика должна быть, “кольца и браслеты, пепел, сигареты…”

– Паспорт взяли?
– Да. Гляжу – стоит Саша Медакин в бежевом пальто. Под мышкой – бутылка шампанского. Валя ведет в полуподвал, какая-то контора Никанора. Сидит женщина: “Давайте документы”. Валя просит: “Заполни за меня, у тебя почерк лучше”. И вот здесь я все поняла. Сашка откупорил шампанское, ударило в потолок. Так что даже предложения мне Валентин не делал.

– И свадьбы не было?
– Свадьба была отличная: как сезон завершился, собрались в Мячкове. Сто человек три дня не разъезжались с базы.

– Ссоры у вас случались?
– Разве что из-за выпивки. Как отыграют, успокоиться не могут, им хочется выговориться. Но не за чаем же. Все “Торпедо” у нас собиралось. Валя, Эдик, Валерка Воронин, Гена Гусаров, Боря Батанов. Вижу – хорошенькие уже, надо закругляться. Но они-то на кураже, им кажется, что мало.

– Знакомая история.

– Достают очередную бутылку водки. Беру ее и выливаю в унитаз. Они разом притихли, вскочили. В тишине раздается голос Воронина: “Начальник, кроме тебя, никому бы не позволили…”

– Почему “начальник”?

– А меня так в “Торпедо” звали.

– Ревновали Валентина Козьмича?

– Когда расписались, на первых порах звонили девицы. Как-то поднимаю трубку и слышу: “Передайте Иванову, пусть ребенку из поездки курточку привезет”. – “Вы кто?” – “Его первая жена” – “Сочувствую. Я – последняя”. Валька смеется, обнимает: “Лида, да нет у меня никого…” Или засматривается на него подружка нашего приятеля. Так я специально приглашаю их в гости. Пусть посидят, а Валя за столом убедится, какая она дура по сравнению со мной.

– Тонко.

– Это и называется женская мудрость. Понимаете, ребята, по жизни каждому из нас встречаются интересные люди, которые способны чем-то зацепить. И можешь увлечься. Но важно вовремя сказать: “Стоп”. Построить семью – трудно. Удержать – гораздо труднее. Зато разлететься из-за какой-нибудь ерунды легко. Я счастливая женщина, потому что жила в гармонии. Утром с удовольствием неслась на работу, а вечером – домой. Для меня семь этажей в лифте казались долгими.

ЭДИК И ВАЛЕРКА

– Говорят, Стрельцов зазывал Иванова на ту дачу, где произошло изнасилование.
– Это самое удивительное, что Валентин там не оказался. Стрельцов, Огоньков и Татушин – очень странная компания. Наши со спартаковскими никогда не дружили. Валя то ли не успел на это свидание, то ли что – остальные поехали в выходной без него. Девчонки сказали: мол, ни папы, ни мамы на даче нет. Набрали вина.

– А вы где были?

– На сборе в Леселидзе. Утром на построении председатель нашей федерации генерал Бакланов докладывает о ЧП. И вся линейка косится на меня! В голове единственная мысль: “Как же там Вали нет, если есть Эдик?”

– Поначалу эта девица предлагала вариант: Стрельцов отдает ей “Победу” – она забирает заявление…
– Кто ж вам это рассказал?

– Валерий Маслов.
– Я кучу версий слышала. Но такую – впервые. Точно знаю: Фурцева хотела, чтоб Эдик был с ее дочкой.

– Еще версия – Стрельцов заявил следователю: “Жалко, я в ФРГ не остался”.
– Легенда! Хоть им действительно везде предлагали остаться. Но вы не представляете, какие это два дурака были, Стрельцов с Ивановым. И в ЦСКА их звали, и в “Динамо”. А они сидели в раздевалке: “Валь, не пойдем?” – “Не пойдем!”

– Козьмич сказал в интервью: “Раз посадили – значит, было за что”.
– Конечно, все было. Но если девчата приглашают к себе со словами: “Нет ни мамы, ни папы” – ответственность делите пополам. Эдик-то порядочный парень. Барышни на него вешались. Только пальцем помани – но он из другой породы. Домашний, не гулящий. Правда, выпить любил. Насколько силен, горд был на поле – и полная противоположность в жизни. Абсолютно ведомый.

– Каким был Стрельцов после отсидки?

– Он пришел в нашу московскую квартиру. Это был совсем не тот Эдик. С громадным следом тюремной жизни. Прежде никогда не сутулился, а тут – лысый, посеревший, потускневший.
Когда Валю назначали главным тренером “Торпедо”, я собрала Эдика и Валерку Воронина: “Паразиты, теперь он для вас – Валентин Козьмич. Если его не поддержите – башку вам оторву…” Клятву дали прямо за столом. Потом Валя взял Стрельцова к себе вторым тренером. Как-то мужа вызвали из Сочи на совещание главных тренеров в Москву. Эдик в команде за главного. И запил, пропал. На этом поставили точку. Положиться на него было нельзя.

– Алла, первая жена Стрельцова, ушла в 1958-м сразу после той истории?
– Расписаны они не были и расстались, кажется, раньше. У них дочка, но с папой она не общалась. А Рая появилась, когда Стрельцова посадили. Стала активно поддерживать Софью Фроловну, его маму. Ездила на зону с передачами. Работала в ЦУМе, материальная ситуация у нее была нормальная.

– Впервые Стрельцов ее увидел на зоне?
– Ну да. Этим его к себе немножко пристегнула. Они поженились, родился Игорь, квартиру им дали на Курском. Рая ненадолго пережила Эдика. Поехала в Сочи, – с ней был друг, который во всем помогал. Там инсульт, умерла. Денег на цинковый гроб не было – и этот мужчина на машине повез ее по жаре в Москву. Сказал мне на похоронах: “Представляете, что я испытал?”

– Была бы у Воронина такая Раиса, прожил бы дольше?
– Обычно такое про меня говорят. Валерка – ох какой тяжелый парень! его нужно было держать на коротком поводке. И все равно сорвался бы. На наших глазах женился на Вале, дочке циркачей Птицыных, получили четырехкомнатную квартиру на Автозаводской. Но Валерка был неуправляемый. После матча у своего подъезда протягивает ключи: “Вот, поднимайтесь. Я скоро”. И пропадает.

– Куда?
– Умотал к другой. Или приезжаем в ресторан ВТО. Туда не подойти, очередь – а на улице швейцар. Валерка с Валентином шею вытянут, швейцар пропускает. Стол уже накрыт. Вдруг Воронин – хоп, и в сторону. Ночью нет. Жена терпела до поры.

– И решила поступать так же?
– Да. Как-то едем мимо ВТО – там окна низкие, видно, кто за столиками. Притормаживаем. Валерка говорит: “Вот она!” Я повернула голову – Валентина с каким-то итальянцем. Еще подумала: “Как она посмела?!” Наверное, от обид начала по-бабски мстить. Хотя и любила Валерку.
Годы спустя звонок – Валентина, его бывшая жена. Просит помочь устроиться на работу хореографом, она все-таки танцевала в “Березке”. Отправила ее в детскую спортивную школу нашего района. Вскоре перезванивает директриса: “Лида, сколько ей лет? Ты ее видела?” – “Нет. А что?” – “Пришла старуха без зубов”. Я не представляла, что можно до такой степени опуститься.

– Грустно.
– Валерку нашли в подземном переходе у Варшавских бань с проломленной головой. Умерла Валя. Потом сын Миша. Он сильно пил, труп подобрали на улице – три дня в морге не знали, кто это такой. Так пришел конец одной из самых красивых московских семей.

БУНТ

– Какой футбольный матч стоил вам особенных нервов?
– Пока Валя играл, я ужасно боялась травм. От Генки Логофета ему крепко доставалось. Тот не грубый защитник – просто не умел чисто мяч отобрать. А у Вали же с коленом беда.

– Мениск?
– Да, оперировали перед Мельбурном. Колено располосовали с внутренней стороны, а мениск оказался наружный. Профессор Ланда вытаскивал его через этот разрез. Валя говорил: “Операция затянулась, наркоз отходит. Я так орал! Зашивали практически наживую”. И на месяц заковали в гипс. Когда сняли – нога как култышка. Не сгибалась вообще. Внутри сгустки крови окаменели и мешали двигаться. Пришлось ломать. После каждого матча Валя приходил домой, ложился в горячую ванну и медленно разрабатывал ногу. Невероятно, как с таким коленом сыграл на Олимпиаде и двух чемпионатах мира!

– Когда он в тренеры перешел – спокойнее не стало?
– Конечно. Например, в финале Кубка с “Днепром” судья Жук не засчитал чистый гол “Торпедо”, и наши проиграли. Следующий матч в Кишиневе. Валентин так разволновался, что в самолете бабахнул микроинсульт. Из-за нарушения тройничного нерва возник небольшой перекос лица. Приехала к нему в больницу, он отворачивается, стесняется. Говорю: “Прекрати! Все равно для меня ты самый дорогой и любимый…” А сколько мучили его после поражений?!

– Кто?
– Партком ЗИЛа. Если “Торпедо” проиграло – будь любезен быть там навытяжку к девяти утра. Собирается вся партийная верхушка завода, включая тетю Маню, которая мяч от шайбы не отличает. Но она тоже имеет право голоса и распоряжается судьбой тренера. Продолжит он работу или получит строгий выговор с занесением в личное дело. Причем каждый побольнее норовит укусить, ведь Валентин с этой публикой не церемонился. С матом прогнал из раздевалки третьего секретаря парткома, который желал в перерыве провести для игроков установку. Он ненавидел футбольных дилетантов.

– Как вы пережили торпедовский бунт 1991-го?

– Ох… Директор завода Браков сказал Валентину: “Ты остаешься. Выгоняй кого угодно и строй новую команду”. Утром муж отправился к нему на совещание. В этот момент дома телефонный звонок. Я чувствую, трубка прикрыта то ли платком, то ли ладонью – чтоб голос было трудно распознать: “Если твой из “Торпедо” не уйдет – пожалеешь. У тебя дети, внуки. Подумай о них…”

– Ваша реакция?
– Выяснила телефон дирекции завода, набрала, представилась. Объяснила, что муж у Бракова, попросила соединить. И выпалила: “Валя, бросай к черту футбол! Я не хочу, чтоб у наших детей были проблемы!” Через два часа он приехал: “Все, освободился”.

– Кто угрожал?
– Я уверена – Скоморохов! Но это потом поняла. Он же был одним из помощников Валентина, отвечал за “науку”, вел календарь нагрузок. Домой к нам приходил. Когда футболисты подняли бучу против Иванова, руководил парадом именно Скоморохов. И в итоге его утвердили главным.

СЕКРЕТ

– Завершив карьеру гимнастки, вы стали арбитром. И отсудили шесть Олимпиад!
– 24 года – одна от СССР! Масштаб представляете? Судьбу медали определяли доли десятых – а Советскому Союзу необходимо золото.

– С румынками воевали?
– Открою секрет: вице-президентом международной федерации была Миля Симонеску, в чью епархию входила работа с арбитрами. От нее зависело – будешь ты судить или нет. На серьезные страны она воздействовать не могла, а на какую-нибудь австралийскую или португальскую даму – вполне. И все ей были вроде немножко обязаны. Раз посадила судить.

– Логично.
– Зато мы дружно давили Китай.

– Почему?
– Китайцы сильные – а это не нужно было ни США, ни Германии, ни Румынии. Да и нам тоже. В этом смысле образовался дружный, скоординированный блок. Но вот однажды в Китае произошла любопытная сценка с Симонеску.

– Что такое?
– На Кубке мира в 1985-м подходит: “Лида, прошу, поставь нашей девочке 9,9 – и я твоей поставлю!” Отвечаю: ладно. А про себя думаю: поставлю румынке, если та будет идти за моей девочкой.

– Трезво.
– Так и вышло: своей поставила максимум, а румынке – меньше. Миля спрашивает: как же так? Отвечаю: “Извини. На 9,9 надо безупречно отработать. Как наша гимнастка”. Это ко мне Симонеску осмелилась подойти с претензиями! А представляете, как скручивала остальных? Те по струнке ходили!

– Боком это вам не вышло?
– Нет. После каждого крупного чемпионата проводили анализ судейства. Отваливалось много народа. Жена партийного босса из ГДР Эвальда тупо ставила своим плюсики, другим – минусы. Убрали сразу.

– С Надей Комэнеч общались?
– Конечно. Я знакома с Белой Кароли, ее тренером. Он не гимнаст, а гандболист. Рассказывал мне, как ухаживал за Мартой, гимнасткой. Приходил на свидания, ждал-ждал – да и взялся помогать на брусьях. Страховал, он же высоченный. И втянулся – бывают такие увлекающиеся натуры. У Кароли была феноменальная картотека на советских гимнастов, всю технику раскладывал по пунктикам. А у нас даже видео не было.
Однажды на соревнованиях соцстран “Дружба” вижу – у него появилась интересная девочка. Подхожу: “Это что за чудо?” – “Надя Комэнеч”. Доставлять нам неприятности начала в 1976-м, в Монреале. При том что у нас были Люда Турищева и Нелли Ким. А Комэнеч получала “9,9”, “9,9”… Победила заслуженно. Тогда я этого не говорила, а сейчас – скажу.

– Самый потрясающий характер, который встречали в гимнастике?
– Лариса Латынина. Для гимнастики данные у нее невыдающиеся. Но волевая, собранная, дисциплинированная. Если я ради свидания прогуливала тренировку, то Лариса никогда себе такого не позволяла!

– Слышали еще хоть об одной гимнастке, которая на чемпионате мира выступала бы беременной?
– Ну что вы! На это способна только Латынина. Срок-то был немаленький – три с половиной месяца. Мы ни о чем не догадывались.

– Как?
– Она же худющая. Плюс характер. Я бы точно проболталась, а Лариса никому не говорила. Лишь тренер был в курсе и оберегал ее. На брусьях придерживал, чтоб не ударилась животом о жердь. А на пьедестале Лариса сказала: “Девчонки, я беременна”. Мы обалдели.

МУХИНА

– Трагедия с Еленой Мухиной произошла на ваших глазах?
– Нет. Гимнастки проводили сбор в Минске. Оттуда позвонили мне в Спорткомитет, где занимала должность государственного тренера: “С Леной несчастье”. Но без подробностей. В больнице ее навестила. Она не осознавала, что больше никогда не поднимется. Сказала: “Лидия Гавриловна, после вытяжки я стала длиннее на десять сантиметров. Мне все брючки будут малы”. А я думаю: “Бедная девочка, когда же ты их наденешь-то…” Лежала плашмя. Отнялось все, что ниже шейного позвонка. Будто два провода перерезало.

– За 26 лет – никаких улучшений?
– Абсолютно. Ни чашку взять, ни страничку в книге перевернуть. Ни-че-го. Ручки у Лены уже были усохшие. Перепробовали разные методики, включая китайскую медицину, – бесполезно. Ее привязывали бинтами по всей длине к металлической планке и учили стоять. Затем так же пытались научить сидеть. А голова до последних дней была светлая. Я понимала, что Лену надо чем-то увлечь. Предложила – учи судейские правила, защитишь категорию и будешь арбитром.

– Это было реально?

– Сначала казалось, что да. Лена загорелась, штудировала правила. Но потом поняли, что слишком тяжело. Ведь сесть сама не могла. Со временем вообразила себя экстрасенсом. Мы ее не переубеждали. К примеру, спрашивает: “У вас болит голова? Давайте полечу”. Я прикладывала ее руку на свой лоб. “Чувствуете тепло?” – спрашивала Лена. Если честно, ничего я не чувствовала, но подыгрывала: “Да-да, что-то есть…”
При всей мой находчивости и болтливости, навещая Лену, всякий раз с ужасом думала: о чем говорить? Что-то про детей рассказать? А вдруг причиню боль – у нее-то их нет и не будет. Хочу сообщить о свадьбе гимнастки Наташи Юрченко – снова осекаюсь. Лена старше – и замуж никогда не выйдет.

– Жила Мухина с бабушкой?
– Да. Лена рано потеряла маму. Она сгорела в квартире из-за отца-алкоголика. Его посадили. Когда вышел, снова женился. вторая супруга, Лидия Ивановна, тоже помогала Леночке.

– Ее тренер Михаил Клименко по-прежнему живет в Италии?
– Миша не так давно скончался от рака. А Витя, младший брат и олимпийский чемпион по спортивной гимнастике, работает в Германии.

– Клименко за 26 лет ни разу не навестил Мухину?
– Да. Наверное, понимал, что эта встреча будет Лене неприятна. Она была сильно на него обижена.

– Он виноват?
– Ну как… Шла подготовка к московской Олимпиаде. Лена плохо себя чувствовала, болел голеностоп. Сказала тренеру – тот не верит. Отвечает: “Сделай еще раз”. Вот эта фраза и оказалась лишней. Мухина взлетела, не докрутила сальто и врезалась в пол. Страховать ее Клименко и не должен был. Главная его ошибка в том, что заставил Лену пойти на прыжок. Впрочем, заставлял ее каждый день. В гимнастике такое сплошь и рядом. Но тренер обязан отличать капризы от реальной боли и усталости. Чувствовать состояние спортсменки – врет она или отлынивает.

– Мухина сказала про тренировки Клименко: “Я чувствовала себя животным, которое гонят хлыстом по бесконечному коридору…”
– Миша был очень требовательный. Одержимый. Порой беспощадный. Он почувствовал в Мухиной талант и готов был сутки проводить в зале, забывая, что перед ним девочка, а не робот. Но скажи ей: “Иди к другому тренеру!” – она не ушла бы. Потому что был результат. В 1978-м Мухина выиграла чемпионат мира, опередив Комэнеч. У нее была сложнейшая программа. Легендарная “петля Мухиной” – это заслуга братьев Клименко.

– И при этом Мухина могла не попасть на Олимпиаду?!
– Запросто. Конкуренция в Советском Союзе была запредельная! В те дни как раз и решался вопрос, будет ли она на Олимпиаде. Так что для Миши на карту было поставлено многое. Но он не знал меры, в том числе в выражениях. Клименко за это постоянно критиковали. Я сама в Америке, услышав, как он ругает Мухину, вывела его из зала и отчитала: “Ты посмотри, сколько людей вокруг! Так нельзя…”

– Вы, как гимнастка, с такими не сталкивались?
– Бог миловал. Со мной в “Динамо” работал замечательный тренер – Алексей Иванович Александров. Начинала я в школе Кировского района. В 16 лет нас привели на экскурсию в гимнастический зал, расположенный под Восточной трибуной стадиона “Динамо”. Там же сборная тренировалась. Условия шикарные, огромный бордовый ковер. В Советском Союзе это был лучший зал. Я и не предполагала, что через полтора года он станет для меня родным.

– На прошлой неделе 90-летие общества “Динамо” отметили с размахом…
– Вечер в Государственном Кремлевском дворце получился душевным. Приятно было встретить Галю Горохову, Володю Кесарева, Витю Царева, Валю Яшину. Кесарев, кстати, хохмач, умеет поднять настроение. На днях опять меня по телефону разыграл.

– Как?
– Звонит: “Это из райсобеса. Вы сегодня зарядку делали?” – “Нет” – “Ая-я-яй. Не ленитесь, Лидия Гавриловна! Мы к вам направим специалиста…” Спортсмены-динамовцы всегда дружили. У меня были чудесные отношения с легкоатлетами. Мы тренировались, а они проходили мимо по балкону и посмеивались над тем, как бегают гимнастки. Леонид Щербаков, серебряный призер Олимпиады-1952, даже учил меня правильному разбегу перед прыжком. А когда на балконе появлялись динамовские футболисты, наш тренер сразу менял тон. Они притормаживали, засматривались на нас. И тут Алексей Иванович обязательно какую-нибудь гадость про девчат говорил. “Ты прыгаешь, как корова!” Или: “Ну что ты крутишь, как цыган солнцем?!” Это было его любимое выражение, причем в слове “цыган” ударение ставил на первый слог.

– Самая памятная поездка за границу?
– В Японию. Была там раз пятнадцать. Я в любой стране прошу наших ребят выучить три слова на местном языке – здравствуйте, до свидания, спасибо. И вот в Токио объясняю пожилому тренеру, как это будет по-японски. Для того, чтоб было проще запомнить, я внедрила свою систему.

– Какую?
– Здравствуйте по-японски – “конничи-ва”. Говорю ему: “Скажете – “Конь ночевал”, и вас поймут. Спасибо – “домо-аригато”. Тоже легко – “Дом Алиготе”. До свидания – “саё-нара”. Если сказать “Своя нора” – сгодится”. Он обрадовался: “Ну, теперь-то не забуду”. А утром встречаю его в гостинице и слышу: “Лида, я хотел с японцем поздороваться, все варианты перебрал. “Кобыла спит? Кляча уснула? Лошадь сдохла?” – “Игорь Степанович, “Конь ночевал”. Он хлопнул себя по лбу: “Точно!”

– На телевидении вам комфортно?
– Мне нравится комментировать. Жаль, гимнастика – не футбол, трансляций мало. А вот когда зовут на какие-нибудь проекты – танцы посудить или еще что-то в этом духе – отказываюсь. На одном канале предлагали создать проект специально под меня. Я ответила: “Спасибо, не стоит”.

– Почему?
– Я человек возрастной. И прекрасно понимаю – всему свое время. У меня есть внутренний “стоп”. А вот у Миши Клименко его не оказалось.

0 0 votes
Рейтинг статьи
Поделитесь публикацией

Share this post

Subscribe
Уведомлять
0 комментариев
Inline Feedbacks
View all comments