Кто он – Владимир Ульянов-Ленин?
22 апреля 2013 г. мы отмечаем 143-ю годовщину со дня рождения Владимира Ильича Ленина – выдающегося мыслителя, вдохновителя и организатора победы Великой Октябрьской социалистической революции, основателя первого в истории человечества государства рабочих и крестьян – многонационального Союза Советских Социалистических Республик…
Много сказано о Ленине, но в совершенно новых условиях буржуазного общества мы обращаемся к истории его жизни и борьбы, к его теоретическому наследию и опыту практических дел. Пришедшая к власти на волне реставрации капитализма буржуазная власть делает все, чтобы имя ЛЕНИН было забыто, и иногда уже молодые люди спрашивают: «А кто такой Ленин?
Кем он был?».
Так на вопрос: «Скажи, кто такой Ленин?» С.Есенин, прибегнув к литературному приему, ответил своим землякам в поэме «Анна Снегина» кратко, емко, всеобъемлюще: «Он – вы, то есть ваши мысли, думы, чаяния, заботы, устремления. Вы за социальное равноправие? Ленин в этом – правофланговый. Вы – за землю крестьянам? Это и его позиция.
Он еще и за то, чтобы фабрики и заводы принадлежали рабочим. Вы против всяких буржуев? И он за это. Да еще как! Не случайно же, люди, чтобы заострить свое возмущение чем-нибудь, восклицают: «Что ты смотришь на меня, как Ленин на буржуазию?» Вот только одна особенность: «вы в массе своей пока что мечтатели – желатели, ожидатели манны небесной. Ленин же – боец страстный, решительный, непреклонный. До полной победы».
Да, он был гениальным тактиком и политиком смуты. В 1917 году победил именно он, его партия. И по праву победителя Ленин основал новое государство…
Видишь этого человека? Это Ленин. Обрати внимание на его упрямый, своевольный череп.
Клара Цеткин – Розе Люксембург
“Помесь антихриста с сатаной”, – утверждает про Ленина скандально известный Григорий Климов. Единственную благодарность этот писатель-перебежчик выразил Владимиру Ильичу (а заодно его братьям и сестрам) лишь за то, что не оставил потомства, дабы не плодить далее выродков…
Остальные характеристики вождя мирового пролетариата расположились между двумя этими полюсами. Немецкий шпион, привезенный с территории воюющего против России государства в запломбированном вагоне, словно ядерная бомба, по силе разрушения, выраженной в тротиловом эквиваленте – Россию аж разметало в клочья. Это верно.
Никакой экономист. И это верно. Как известно из экономических трудов вождя, после революции Ленин всерьез хотел отменить деньги и перейти к “прямому продуктообмену”, а потерпев неудачу, отступил назад, навсегда (“НЭП – это всерьез и надолго”). Политику продразверстки он позаимствовал у правительства Керенского, а другой экономики не выдумал (“пороху не изобрел”). Новую, социалистическую экономическую систему разработал и реализовал в конце 20-х годов Сталин.
А Ленин умер, так и не добившись воплощения в жизнь своей мечты, порожденной, кстати говоря, жаждой мести режиму за Александра. Сильные эмоциональные переживания юного Ульянова, младшего брата казненного цареборца, имели разрушительные последствия для сугубо логической психики (почти лишенной эмоциональной составляющей и потому не готовой к такого рода “нагрузке”).
Мыслительный ум столкнулся с сильным чувством и не выдержал удара. До последнего вздоха Владимир Ульянов мстил самодержавию своим выдуманным из головы новым строем. Он и сам стал классической иллюстрацией к давно открытой и детально описанной типологии К.Г.Юнга: если реальность не соответствует совершенным мыслительным конструкциям, тем хуже для реальности (это сказано про экстравертный мыслительный тип). Так личная драма Ленина стала трагедией всего русского народа.
Вячеслав Румянцев
М. Горький на смерть В. Ленина:
Он был русский человек, который долго жил вне России, внимательно разглядывал нашу страну, – издали она кажется красочнее и ярче.
Он правильно оценил потенциальную силу её – исключительную талантливость народа, ещё слабо выраженную, не возбуждённую историей, тяжёлой и нудной, но талантливость всюду, на тёмном фоне фантастической русской жизни блестящую золотыми звёздами.
Владимир Ленин, большой, настоящий человек мира сего, – умер. Эта смерть очень больно ударила по сердцам тех людей, кто знал его, очень больно!
Но чёрная черта смерти только ещё резче подчеркнула в глазах всего мира его значение, – значение вождя всемирного трудового народа.
И если б туча ненависти к нему, туча лжи и клеветы вокруг имени его была ещё более густа – всё равно: нет сил, которые могли бы затемнить факел, поднятый Лениным в душной тьме обезумевшего мира.
И не было человека, который так, как этот, действительно заслужил в мире вечную память.
Владимир Ленин умер. Наследники разума и воли его – живы. Живы и работают так успешно, как никто, нигде в мире не работал.
М. Горький. В. И. Ленин (отрывок)
Бунин о Ленине
«…Выродок, нравственный идиот от рождения, Ленин явил миру как раз в самый разгар своей деятельности нечто чудовищное, потрясающее; он разорил величайшую в мире страну и убил несколько миллионов человек – и все-таки мир уже настолько сошел с ума, что среди бела дня спорят, благодетель он человечества или нет?
На своем кровавом престоле он стоял уже на четвереньках: когда английские фотографы снимали его, он поминутно высовывал язык: ничего не значит, спорят! Сам Семашко брякнул сдуру во всеуслышание, что в черепе этого нового Навуходоносора нашли зеленую жижу вместо мозга; на смертном столе, в своем красном гробу, он лежал, как пишут в газетах, с ужаснейшей гримасой на серо-желтом лице: ничего не значит, спорят! А соратники его, так те прямо пишут: “Умер новый бог, создатель Нового Мира, Демиург!”
…И если все это соединить в одно – …и шестилетнюю державу бешеного и хитрого маньяка и его высовывающийся язык и его красный гроб и то, что Эйфелева башня принимает радио о похоронах уже не просто Ленина, а нового Демиурга и о том, что Град Святого Петра переименовывается в Ленинград, то охватывает поистине библейский страх не только за Россию, но и за Европу…
В свое время непременно падет на все это Божий гнев, – так всегда бывало…»
Из выступления в Париже 16 февр. 1924 г.
Александр Куприн
Ленин. Моментальная фотография
В первый и, вероятно, последний раз за всю мою жизнь я пошел к человеку с единственной целью — поглядеть на него: до этого я всегда в интересных знакомствах и встречах полагался на милость случая.
Дело, которое у меня было к самодержцу всероссийскому, не стоило ломаного гроша. Я тогда затеивал народную газету — не только беспартийную, но даже такую, в которой не было бы и намека на политику, внутреннюю и внешнюю.
Горький в Петербурге сочувственно отнесся к моей мысли, но заранее предсказал неудачу. Каменев в Москве убеждал меня, для успеха дела, непременно ввести в газету полемику. «Вы можете хоть ругать нас», — сказал он весело. Но я подумал про себя: «Спасибо! Мы знаем, что в один прекрасный день эта непринужденная полемика может окончиться дискуссией на Лубянке, в здании ЧК», — и отказался от любезного совета.
Я и сам переставал верить в успех моего дикого предприятия, но воспользовался им как предлогом.
Свидание состоялось необыкновенно легко. Я позвонил по телефону секретарю Ленина, г-же Фотиевой, прося узнать, когда Владимир Ильич может принять меня. Она справилась и ответила: «Завтра товарищ Ленин будет ждать вас у себя в Кремле к девяти часам утра».
Надо было заручиться удостоверением личности от какой-нибудь организации. Мне его охотно дали в Комиссии по ликвидации армии Южного фронта. (Все это происходило в начале 1919 года.) С ним я и отправился утром в Кремль. За мной, как за лоцманским судном, увязался один молодой московский поэт.
Он составил какой-то календарь для красноармейского солдата и в этом изданьице, между прочим, высказал замечательную сентенцию: «Красный воин не должен быть бабой». Жена Ленина, г-жа Крупская, обиделась за женский коллектив и в «Московской правде» отчитала поэта. «У автора старорежимные представления о женщинах.
Те женщины, которых выдвинула в первые красные ряды великая русская революция, ничем не уступают ее самым смелым и пламенным борцам-мужчинам». Поэт испугался и шел оправдываться. Для этого он держал под мышкой целую стопку каких-то прежних брошюрок.
В проходе башни Кутафьи мы предъявили наши бумаги солдатскому караулу. Здесь нам сказали, что тов. Ленин живет в комендантском крыле, и указали вход в канцелярию. Оттуда по каменной, грязной, пахнувшей кошками лестнице мы поднялись на третий этаж в приемную — жалкую, пустую, полутемную, с непромытыми окнами, с деревянными скамейками по стенам, с единственным хромым столом в углу.
Из большой двери, обитой черной рваной клеенкой, показалась барышня — бледнолицая, с блекло-голубыми глазами, спросила фамилию и скрылась. Надо сказать, нигде нас не обыскивали.
Ждали мы недолго, минуты три. Та же клеенчатая дверь слегка приоткрылась, и из нее наполовину высунулся рослый серьезный человек в поношенном пиджаке поверх черной косоворотки. Лицо у него было какого-то жесткого, желтого, дубового вида, черные, круглые, упорные глаза без ресниц, маленькие черные усы, холодное, враждебное и лениво-уверенное спокойствие в фигуре и движениях.
Подобного вида внушительных мужчин можно было видеть в качестве ночных швейцаров в самых подозрительных гостиницах на окраинах Киева, Одессы или Варшавы.
Идите, — сказал он и пропустил нас по очереди, оставляя между собой и дверью такую узкую щель, что я поневоле прикоснулся к нему. Мне кажется, будь у меня в эту минуту с собой револьвер, он сам собою, повинуясь магнитной силе этих черных глаз, выскочил бы из кармана. – В эту дверь, налево.
Просторный и такой же мрачный и пустой, как передняя, в темных обоях кабинет. Три черных кожаных кресла и огромный письменный стол, на котором соблюден чрезвычайный порядок. Из-за стола подымается Ленин и делает навстречу несколько шагов. У него странная походка: он так переваливается с боку на бок, как будто хромает на обе ноги; так ходят кривоногие, прирожденные всадники.
В то же время во всех его движениях есть что-то «облическое», что-то крабье. Но эта наружная неуклюжесть не неприятна: такая же согласованная, ловкая неуклюжесть чувствуется в движениях некоторых зверей, например медведей и слонов. Он маленького роста, широкоплеч и сухощав.
На нем скромный темно-синий костюм, очень опрятный, но не щегольской; белый отложной мягкий воротничок, темный, узкий, длинный галстух. И весь он сразу производит впечатление телесной чистоты, свежести и, по-видимому, замечательного равновесия в сне и аппетите.
Он указывает на кресло, просит садиться, спрашивает, в чем дело. Разговор наш очень краток. Я говорю, что мне известно, как ему дорого время, и поэтому не буду утруждать его чтением проспекта будущей газеты; он сам пробежит его на досуге и скажет свое мнение. Но он все-таки наскоро перебрасывает листки рукописи, низко склоняясь к ним головой. Спрашивает— какой я фракции. Никакой, начинаю дело по личному почину.
— Так! — говорит он и отодвигает листки. — Я увижусь с Каменевым и переговорю с ним.
Все это занимает минуты три-четыре. Но тут вступает поэт, который давно уже нетерпеливо двигал ногами под креслом. Я очень доволен тем, что остался в роли наблюдателя, и приглядываюсь, не давая этого чувствовать.
Ни отталкивающего, ни величественного, ни глубокомысленного нет в наружности Ленина. Есть скуластость и разрез глаз вверх, но эти черточки не слишком монгольские; таких лиц очень много среди «русских американцев», расторопных выходцев из Любимовского уезда Ярославской губернии.
Купол черепа обширен и высок, но далеко не так преувеличенно, как это выходит в фотографических ракурсах. Впрочем, на фотографиях удаются правдоподобно только английские министры, опереточные дивы и лошади.
Ленин совсем лыс. Но остатки волос на висках, а также борода и усы до сих пор свидетельствуют, что в молодости он был отчаянно, огненно, красно-рыж. Об этом же говорят пурпурные родинки на его щеках, твердых, совсем молодых и таких румяных, как будто бы они только что вымыты холодной водой и крепко-накрепко вытерты. Какое великолепное здоровье!
Разговаривая, он делает близко к лицу короткие, тыкающие жесты. Руки у него большие и очень неприятные: духовного выражения их мне так и не удалось поймать. Но на глаза его я засмотрелся. Другие такие глаза я увидел лишь один раз, гораздо позднее.
От природы они узки; кроме того, у Ленина есть привычка щуриться, должно быть, вследствие скрываемой близорукости, и это, вместе с быстрыми взглядами исподлобья, придает им выражение минутной раскосости и, пожалуй, хитрости. Но не эта особенность меня поразила в них, а цвет их райков.
Подыскивая сравнение к этому густо и ярко-оранжевому цвету, я раньше останавливался на зрелой ягоде шиповника. Но это сравнение не удовлетворяет меня. Лишь прошлым летом в парижском Зоологическом саду, увидев золото-красные глаза обезьяны-лемура, я сказал себе удовлетворенно: «Вот, наконец-то я нашел цвет ленинских глаз!»
Разница оказывалась только в том, что у лемура зрачки большие, беспокойные, а у Ленина они — точно проколы, сделанные тоненькой иголкой, и из них точно выскакивают синие искры.
Голос у него приятный, слишком мужественный для маленького роста и с тем сдержанным запасом силы, который неоценим для трибуны. Реплики в разговоре всегда носят иронический, снисходительный, пренебрежительный оттенок — давняя привычка, приобретенная в бесчисленных словесных битвах. «Все, что ты скажешь, я заранее знаю и легко опровергну, как здание, возведенное из песка ребенком». Но это только манера, за нею полнейшее спокойствие, равнодушие ко всякой личности.
Вот, кажется, и все. Самого главного, конечно, не скажешь; это всегда так же трудно, как описывать словами пейзаж, мелодию, запах. Я боялся, что мой поэт никогда не кончит говорить, и поэтому встал и откланялся. Поэту пришлось последовать моему примеру. Мрачный детина опять выпустил нас в щелочку.
Тут я заметил, что у него через весь лоб, вплоть до конца правой скулы, идет косой багровый рубец, отчего нижнее веко правого глаза кажется вывороченным. Я подумал: «Этот по одному знаку может, как волкодав, кинуться человеку на грудь и зубами перегрызть горло».
Ночью, уже в постели, без огня, я опять обратился памятью к Ленину, с необычайной ясностью вызвал его образ и… испугался. Мне показалось, что на мгновение я как будто бы вошел в него, почувствовал себя им.
«В сущности, — подумал я, — этот человек, такой простой, вежливый и здоровый, гораздо страшнее Нерона, Тиберия, Иоанна Грозного. Те, при всем своем душевном уродстве, были все-таки людьми, доступными капризам дня и колебаниям характера.
Этот же — нечто вроде камня, вроде утеса, который оторвался от горного кряжа и стремительно катится вниз, уничтожая все на своем пути. И при том — подумайте! — камень, в силу какого-то волшебства — мыслящий! Нет у него ни чувства, ни желаний, ни инстинктов. Одна острая, сухая, непобедимая мысль: падая — уничтожаю.
Йозеф Геббельс о Ленине
Ленин-Ульянов, сын обедневшего мелкого русского дворянина, воспитывался в нищете и социальных бедствиях русской интеллигенции, которая уже глубоко находилась под влиянием пролетариата. Он на себе испытал, что такое голод. Не по книгам, а по своей тяжелой собственной и жестокой жизни изучал он социальные невзгоды, свои и своих товарищей.
Он рано стал революционером, а вскоре также и марксистским революционером. Он учился в русских университетах, борясь со страшной нуждой; он глубоко понял социальную, экономическую и политическую ситуацию в своей стране и ее народ, и ужаснулся ужасному будущему, которому угрожала неограниченная власть царя.
Будучи студентом, Ленин познакомился с голодом, как со своим ежедневным гостем. Он принадлежал к молодой русской интеллигенции, уже тогда полностью пролетаризированной, которая была в оппозиции царскому государству. Он жил в стране, в которой социальная нужда вознеслась до небес.
Только подумайте: в России до войны можно было неделю плыть по Волге, минуя владения одного и того же хозяина, а на краях этого маленького королевства ютились переполненные, грязные домишки, в которых жил русский крестьянин, все еще наполовину порабощенный.
Русский крестьянин, неиспорченное дитя природы. Молодой, крепкий, привязанный к земле, незараженный западной цивилизацией, полный веры, благочестия, фанатизма и мистицизма. Непроснувшийся и некультурный. С приставшим к нему запахом земли. Он нес свое ярмо, как предначертание, как судьбу. Спокойный и наделенный необычайной способностью переносить боль и страдания.
Русский по-прежнему связан со своей судьбой. Он переносит невзгоды своего времени наполовину охотно, наполовину неохотно, со смутным, не проясненным стремлением к частной собственности и свободе.
Этому народу не хватает доступа к свободе, не только конкретного доступа, но и любого доступа. Он будет приветствовать и жадно поглощать все, страстно отдаст себя тому, кто пообещает ему свободу. Тот, кто в один день выведет его из бедствий, станет его спасителем, его апостолом, его Богом.
Среди этих людей самым великим был Ленин. Он хотел указать путь этому народу. Для этого народа он стал всем.
