Как Лидию Тимашук использовали в «деле врачей»

Всего несколько недель простой врач была официальным героем вроде Павлика Морозова, затем долгие годы — символом подлости, стукачества и оголтелого антисемитизма. Кем была Лидия Тимашук на самом деле?

70 лет назад, 31 августа 1948 года, умер Андрей Жданов, на тот момент человек № 2 в советском руководстве, сват Сталина (его сын Юрий был женат на Светлане Аллилуевой).

Сегодня его помнят в основном благодаря заварным пирожным, которые, по ряду свидетельств, готовили ему в спецпекарне в бытность руководителем блокадного Ленинграда, и организованным им послевоенным гонениям на творческую интеллигенцию, вошедшим в историю как «ждановщина».

Еще он, как вспоминала Аллилуева, особенно сильно, до дрожи, боялся Сталина. Возможно, в том числе и поэтому скончался от инфаркта в возрасте 52 лет.

Имя врача Лидии Федосеевны Тимашук стало символом советского патриотизма, высокой бдительности, непримиримой, мужественной борьбы с врагами нашей Родины. Она помогла сорвать маску с американских наймитов, извергов, использовавших белый халат врача для умерщвления советских людей.

"Правда", февраль 1953 г.

Через четыре с половиной года смерть Жданова аукнулась «делом убийц в белых халатах». По словам современного публициста и писателя Александра Никонова, его деревенская тетя в 1990-х годах повторяла слышанные в юности ужастики, будто врачи-евреи под видом прививок делают русским младенцам смертельные уколы, причем почему-то в пуп.

Самой известной фигурой этого дела стала врач-кардиолог Лидия Тимашук, с чьего письма с обвинениями в адрес лечивших Жданова профессоров все якобы и началось.

20 января 1953 года ей вручили орден Ленина, а 3 апреля отобрали его. Считаные недели она была официальным героем вроде Павлика Морозова, затем долгие годы символом подлости, стукачества и оголтелого антисемитизма.

Кем на самом деле была Лидия Федосеевна Тимашук? Действительно ли ее письмо столкнуло лавину?

Профессиональный спор

Лидия Тимашук работала в московской поликлинике Лечсанупра Кремля (впоследствии 4-го главка минздрава СССР) с середины 1920-х годов и на момент событий заведовала там кабинетом функциональной диагностики.

Именно она сняла электрокардиограмму у страдавшего одышкой и болями в сердце Жданова и пришла к заключению, что он перенес скрытый инфаркт.

Знаменитые кардиологи профессора Виноградов и Василенко, регулярно наблюдавшие пациента, с ее диагнозом не согласились, сочли, что налицо обострение ишемии, и прописали больному отдых в санатории на Валдае и длительные пешие прогулки, чего в случае инфаркта делать как раз не следует.

Тимашук (согласно отзывам коллег, не без основания) гордилась своим опытом и квалификацией и считала, что профессора, конечно, светила, но в узкой области чтения кардиограмм ее следовало бы послушать.

Возобладало мнение тех, кто выше по должности.

Жданов через три дня умер.

В наши дни авторитетные российские и израильские врачи во главе с профессором Федором Ляссом провели экспертизу той самой кардиограммы, и сделали вывод, что однозначной картины она не показывала. Можно было судить и так, и так. Произошла врачебная ошибка.

Корпоративная этика велит в таких случаях по возможности «выгораживать» коллег. Тимашук стала на собрании и в частных разговорах подчеркивать, что от нее отмахнулись, а она оказалась права. В результате уже 7 сентября ее с должности завкабинетом столичной поликлиники перевели рядовым врачом в подмосковный санаторий.

«Потерпев за критику», Тимашук поступила так, как многие советские граждане в ее положении — пожаловалась в ЦК.

Никита Хрущев, а за ним многие авторы называли ее осведомителем госбезопасности. Доказательств этому нет. Будь она сексотом, наверное, донесла бы на Виноградова и Василенко по чекистской линии, а не отправляла письмо обычной почтой.

Следует также напомнить о «деле врачей-вредителей». Собственно, никакого «дела» не было, кроме заявления врача Тимашук, которая, может быть, под влиянием кого-нибудь или по указанию (ведь она была негласным сотрудником органов госбезопасности) написала Сталину письмо, в котором заявляла, что врачи якобы применяют неправильные методы лечения.

Никита Хрущев

из доклада XX съезду КПСС “О культе личности и его последствиях”

Политических обвинений против профессоров она не выдвигала, евреями они не были. Это был профессиональный спор, очевидно, помноженный на особенности характера.

Курировавшие Лечсанупр секретарь ЦК Алексей Кузнецов и министр госбезопасности Виктор Абакумов прочитали документ, интересного для себя не усмотрели, решили, что в медицинских тонкостях должны разбираться специалисты, и переправили бумагу начальнику Лечсанупра Петру Егорову.

Тот встал на защиту именитых коллег и положил письмо под сукно. Еще два обращения Тимашук на имя Кузнецова ушли в архив без рассмотрения, как поступившие от известной постоянной жалобщицы.

Тимашук поняла, что конфликтовать с начальством — себе дороже, и успокоилась. Казалось, история заглохла.

Кремлевские игры

По многим признакам, в 1951—1952 годах Сталин задумал вновь перетряхнуть свое окружение. Топор был занесен над Молотовым, Микояном, Берией, Ворошиловым. Константин Симонов писал в мемуарах, что именно таковы были тогдашние ожидания московской элиты. Одновременно усиливался антисемитизм.

Почему — вопрос отдельный, но к Тимашук это не имело отношения.

Когда я читаю наши газеты, мне кажется, я попал на территорию, оккупированную Геббельсом!

Поэт Алексей Сурков

из разговора с писателем Борисом Полевым в феврале 1953 года

И ко всему прочему у Сталина появился зуб на врачей, все чаще вынужденных говорить ему неприятные вещи. В 1949 году вождю исполнилось 70 лет. Всю жизнь он много работал, пил, курил, любил острую и жирную пищу, а обследоваться и лечиться не любил.

По данным историка Игоря Бунича, выдающийся кардиолог и будущий фигурант «дела врачей» Михаил Коган посоветовал высокопоставленному пациенту больше отдыхать. Сталин взъярился, заподозрив в этом чью-то попытку отодвинуть его от власти.

18 ноября 1950 года госбезопасность арестовала известного московского кардиолога Якова Этингера — кто-то донес, что он пересказывал знакомым содержание передач «Голоса Америки» и назвал Сталина чудовищем.

Следователь Михаил Рюмин доложил Абакумову, что хочет выйти на «разветвленный сионистский заговор». Министр велел подчиненному не мудрить, поскорее заканчивать пустяковое дело и заняться чем-нибудь более существенным. А поскольку Этингер не сознавался, посоветовал посадить его в холодный карцер.

Там профессор простудился и умер 2 марта 1951 года. Рюмин размышлял ровно три месяца, а потом написал Сталину, что начальник намеренно замучил человека, владевшего важной информацией, и не дал раскрыть «законспирированную группу врачей, выполняющих задания иностранных агентов по террористической деятельности против руководителей партии и правительства».

Считаю своим долгом, сообщить Вам, что тов. Абакумов, по моим наблюдениям, имеет наклонность обманывать правительственные органы путем замалчивания серьезных недочетов в работе органов МГБ. Тов. Абакумов не всегда честными путями укреплял свое положение в государственном аппарате, и он является опасным человеком для государства, тем более на таком остром участке, как министерство государственной безопасности.

следователь Михаил Рюмин

из письма Сталину

По данным историка Леонида Млечина, Рюмин предварительно советовался с секретарем ЦК Георгием Маленковым и несколько раз переписывал свое послание, пока Маленков не одобрил текст.

В ночь на 5 июля Сталин в своем кремлевском кабинете устроил Абакумову и Рюмину очную ставку в присутствии Маленкова, Молотова, Булганина и Берии:

«Вот человек глубоко понимает задачи органов госбезопасности, а министр не в состоянии в них разобраться», — заявил вождь. Абакумов отправился в «Матросскую тишину», а подполковник Рюмин стал заместителем министра и начальником следственной части МГБ.

Главой ведомства был назначен прежде малоизвестный партаппаратчик Семен Игнатьев. В помощь ему направили на руководящие должности около 30 молодых честолюбивых выдвиженцев из партийных и комсомольских органов.

Новый министр на первом большом совещании разнес подчиненных за то, что они «стреляли из пушек по воробьям, в то время как коршуны летают в воздухе». За год с 1 июля 51-го по 1 июля 52-го года выгнали как не справившихся с работой 1583 чекиста.

Сталин сразу потребовал от Игнатьева вплотную заняться врачами. «Теперь вам и карты в руки. Надеемся, что вы эту террористическую группу раскроете», — сказал он ему 11 июля 1951 года, а в октябре, отдыхая в Сочи, поинтересовался, как идет работа по врачам.

Вырисовывались контуры громадного дела: главный враг — Соединенные Штаты, их подручные — «врачи-убийцы», имевшие покровителей в высших эшелонах власти.

Однако дело шло туго. Раздобыть хоть какие-то улики не удавалось. Сталин ругал чекистов бездельниками и ожиревшими бегемотами.

«Я не проситель у МГБ. Я могу и в морду дать, если вами не будут исполняться мои требования. Мы вас разгоним, как баранов. Если не вскроете террористов, американских агентов среди врачей, то будете там же, где Абакумов», — заявил он Игнатьеву при очередной встрече. Тот слег с сердечным приступом.

И тут, как говорил булгаковский Шарик, свезло, так свезло. В августе 1952 года то ли сам Рюмин, то ли кто-то из его людей нашли в архивах старые письма Лидии Тимашук, проигнорированные расстрелянным к тому времени «врагом народа» Кузнецовым и подследственным Абакумовым.

«Я все время говорю, что Рюмин — честный человек и коммунист», — обрадовался Сталин, когда Игнатьев доложил ему об этом на Ближней даче в конце августа.

Дальнейшее известно.

Лидия Тимашук оказалась в центре событий, как говорится, не ведая ничего ни сном, ни духом. Можно сказать, не вошла, а влипла в историю.

Следователь брал историю болезни, например, председателя комиссии партийного контроля Андреева. Ну какой из следователя специалист в области уха, горла, носа? Андрееву, у которого сильно болело ухо, давали небольшую дозу опиума, чтобы смягчить боль. Так следователь приписал лечащему врачу, что тот приучал члена политбюро к опиуму и тем самым доводил до сумасшествия.

Николай Месяцев

бывший помощник начальника следственной части МГБ

«Меня внезапно вызвали по телефону к следователю Новикову, а через некоторое время к следователю Елисееву по делу покойного Жданова, и я снова подтвердила то, что знала, — писала она в 1966 году в президиум XXIII съезда КПСС. — Спустя еще полгода, 20/I-1953 г., меня пригласили в Кремль к Г. М. Маленкову, который сообщил мне, что я награждена орденом Ленина. Я не думала, что врачи, лечившие А. А. Жданова — “вредители” и возразила Г. М. Маленкову, что столь высокой награды не заслуживаю, потому что как врач я ничего особенного не сделала».

Возможно, Тимашук подкорректировала воспоминания в соответствии с духом времени. Но члены семьи вспоминали, что и в 1953 году она не сильно радовалась свалившейся известности. Находясь двадцать лет вблизи высших сфер, она слишком хорошо знала, как быстро меняется политическая мода, и что бывает назавтра с сегодняшними триумфаторами.

И Абакумов, и погубивший его Рюмин были расстреляны.

Лидия Тимашук умерла в 1983 году, дожив до 85 лет, и до пенсии продолжала работать в 4-м главке минздрава, несмотря на то, что удостоилась упоминания в знаменитом докладе Хрущева XX съезду КПСС. Так совпало, что на покой они с Хрущевым ушли практически одновременно.

Власти понимали, что наказывать Тимашук не за что, но и восстанавливать ее репутацию не собирались.

Возобладала линия на замалчивание: прошлое не ворошить ни Солженицыну, ни Тимашук. Несколько ее обращений с просьбой о публичной реабилитации, в том числе вышеупомянутое письмо съезду, остались без внимания.